Борис Зубавин - От рассвета до полудня [повести и рассказы]

— Вот что, уважаемый директор клуба, — с достоинством, хмурясь, сказал милиционер, — я выполняю возложенные на меня законом обязанности и прошу вас не вмешиваться в мои действия.

— Вот еще чего выдумал! — изумилась Валентина Прокофьевна. — Человека валяют в снегу, крутят ему руки…

— Он преступник, — прервал ее офицер. — Пальто, которое на нем, принадлежит совершенно другому лицу. Чтобы вам было известно, вчера это пальто носил не Свиблов, а другой гражданин, с которого оно было снято на углу Почтовой и Авиамоторной улиц. Вам теперь ясно, почему крутили руки?

— А вам будет ясно, если я скажу вам, дорогой мой лейтенант, что это пальто я сама вместе с ним выбирала сегодня в магазине в Орликовом переулке? Выйдите! — приказала она дружинникам. — А вы, лейтенант, и ты, Женя, садитесь. В ногах, как говорится, правды нет.

И все послушно и торопливо исполнили ее распоряжение: Женька с милицейским лейтенантом сели на диван, а дружинники, подталкивая друг друга, скрылись за дверью.

Валентина Прокофьевна тем временем уже соединилась по телефону с начальником районного отделения милиции.

— Слушай, майор, здравствуй. Это тебя беспокоит Гаранина. Тут один твой подчиненный пришел ко мне в клуб и давай дрова ломать. Это что еще за новости? Какое он имеет право арестовывать людей за здорово живешь? Что значит — не горячись?.. Выкручивают человеку руки, валяют в снегу — и не горячись! Я за этого человека головой отвечаю… Да ты погоди, сперва выслушай меня: в покупке этого пальто я сама лично принимала участие. Тебе этого доказательства достаточно? Вот и хорошо… А ты сам это ему и скажи. — Она протя-нула трубку участковому: — Говорите с вашим майором.

Лейтенант с огорченным вниманием выслушал своего начальника, сказал:

— Слушаюсь! — и, молча кивнув на прощание Валентине Прокофьевне, даже не удостоив Женьку взглядом, удалился.

— Зачем же вы так, Валентина Прокофьевна? — спросил Женька.

— Как?

— А так, словно ездили со мной в магазин.

— Мало ли что не ездила. Некогда было, а тебе верю. Значит, считай, как бы я все равно ездила с тобой, дурья твоя башка. А на дружинников и этого лейтенанта не обижайся, всякие бывают ошибки.

Вот какие примерно истории случались с Женькой Свибловым, пока он выправлялся, подрастал, набирался сил, ума и обучался потом в вечерней школе рабочей молодежи, которую окончил как раз накануне призыва в армию.

Конечно, кроме него были и другие ребята, пригревшиеся возле клубного очага, за ними тоже нужен был глаз да глаз, так что, когда Женька стал солдатом, дела все равно катились своим чередом, а Валентина Прокофьевна продолжала пребывать в одиночестве, которое становилось час от часу не легче, все сильнее и настойчивее давало о себе знать.

"Вот прошла, пролетела жизнь, а ничего хорошего в той жизни не получилось, — иногда думалось ей. — У других семья, дети, даже внуки, а у тебя нет никого. Ладно, если бы совершила что-нибудь выдающееся, а и этого нет. Помрешь — помянуть некому и нечем".

Меж тем машиностроители освоили в поселке еще один пятиэтажный дом, и Валентине Прокофьевне наконец была предоставлена отдельная квартира. И в завкоме, и в парткоме решительно все сочли, что она давно и вполне заслуживает улучшения жилплощади.

Было это весной, накануне первомайского праздника. Погода стояла чудесная. На березах по всему поселку трещали, свистели, скрипели и щелкали скворцы, небо с утра до вечера озарялось большим, теплым, безмятежным солнышком, земля быстро подсыхала, и по обочинам дорог, по кюветам, вдоль тропинок и заборов то тут, то там зажелтели одуванчики. В один из таких пригожих предпраздничных дней Валентина Прокофьевна собралась переселяться на новое местожительство, уложила чемоданы, увязала узлы, и вдруг ей опять так больно стало на сердце, оттого что и тут все одна и одна, некому даже стол разобрать, шурупы у шифоньера развинтить. Села на стул посреди комнаты, как была — в легонькой стеганой синтетической курточке, в косыночке газовой, — и уж готова была зареветь от отчаяния, уж слезы проглянули на глазах, как кто-то постучался в дверь.

Она быстро совладала с собой, со своим настроением и обычным властным и грубым голосом сказала:

— Ну кто еще там? Входи.

На пороге стоял парнишка из тех активистов, что исполняли в клубе все ее распоряжения, и протягивал ей конверт.

— Письмо вам, Валентина Прокофьевна, в клуб пришло, так я захватил по пути, может, что важное в нем.