Регина Эзера - Их было три

Впрочем, Гундеге было безразлично, подтверждалось ли всё это, рассказанное незнакомым парнем, записями и документами. Просто было занятно — и этого достаточно. Странный парень. Ей этот лес казался мрачным, чужим. А шофёр говорил о нём, как о чём-то давно знакомом. Точно он сам видел волков и серн, идущих по тропинкам на водопой к тому ручью, который называется Межупите и протекает по низине тут же, за Межакактами. Не мог он видеть! Ведь теперь волки лишь изредка забредают, да и серны не часто встречаются. Вот только разве зайцы.

Шофёр рассмеялся. Какой же это зверь — заяц! Просто лопоухий — и всё, безо всякой романтики.

Гундега смотрела на лежавшие на руле руки парня — крупные и широкие. «Настоящие медвежьи лапы, — подумала она. — Сам такой стройный, а руки…» Даже большой руль грузовика в этих руках казался игрушкой — так легко и бережно они его держали, точно боялись сломать…

Шофёр вёз её от самой Сауи. У Гундеги не было часов, и она чуть-чуть опоздала на автобус — всего на какую-то минуту или две. Но этого было достаточно, чтобы она со своими покупками осталась на дороге.

Она медленно пошла за удалявшимся автобусом. Может быть, за городом удастся остановить какую-нибудь машину. Ведь следующий автобус идёт только вечером.

Гундеге посчастливилось. Не успела она выйти на большак, как её, нагнала полуторка. Гундега «проголосовала», и шофёр, выглянув в окно кабины, спросил:

— Куда?

— Не могли бы вы довезти меня до поворота на лесничество? А если свернёте в лес, тогда ещё два километра по лесной дороге.

Нет, ему не нужно сворачивать на лесничество, но довезти до поворота он может, почему бы и нет.

Открыв дверцу кабины, он взял у Гундеги авоську, сумку и протянул ей руку. Выбросив в окно окурок, он включил заглохший мотор. В кабине сильно пахло бензином, и только струя воздуха, врывавшаяся снаружи, приносила свежесть. «Пахнет ветром», — подумала Гундега.

Когда последние дома Сауи остались позади, машина стала взбираться на крутую гору. В течение нескольких минут Гундега не видела ничего, кроме дороги, ведущей вверх сквозь пыльный ольшаник. Машина, словно гигантская черепаха, с рёвом ползла к облакам. Казалось, там, наверху, кончается земля и через несколько мгновений они полетят куда-то в пропасть. И вдруг совсем неожиданно, как бывает в кинофильмах, открылась пологая, окутанная осенней дымкой низина. Черепаха чудесным образом превратилась в птицу, плавно спускающуюся вниз, навстречу манящей фиолетовой дымке.

У Гундеги даже перехватило дыхание, как на качелях.

— Проклятый Горб, — проворчал шофёр.

Гундеге показалось, что она ослышалась.

— Как вы сказали? — нерешительно спросила она.

Не отрывая взгляда от дороги, шофёр улыбнулся:

— Я сказал — Горб. Так называют эту гору. Не знали? Значит, вы не местная. — Немного подумав, он добавил: — И кажется, я даже догадался, кто вы такая.

— В самом деле? — она не скрывала удивления.

Теперь, когда машина съехала вниз, гора казалась совсем не такой уж высокой и крутой. Впереди виднелась другая, и она была определённо выше этой. На сутулой спине холма синел массивный тёмный бор, сверху показавшийся фиолетовым. Настоящий видземский [2] Видземе — северная часть Латвии. пейзаж…

— Вы, вероятно, едете в Межакакты, — сказал шофёр.

— Как вы узнали?

Он усмехнулся:

— Я местный Шерлок Холмс… — и, помолчав, добавил: — Не так уж трудно догадаться. Вы сказали, что вам надо добраться до дороги, ведущей к лесничеству, и по ней два километра в сторону от шоссе. Значит, вы можете направляться только в два места: на кладбище или в Межакакты. Ясно, что с кульками и пакетами вам на кладбище делать нечего…

Руки шофёра двигались как будто независимо от их хозяина — он рассеянно смотрел на дорогу и, наконец, даже начал тихо насвистывать, не прерывая этого занятия ни при крутых поворотах, ни тогда, когда с грохотом и шипением проносилась мимо встречная машина. Он насвистывал «Подмосковные вечера», безжалостно фальшивя. Гундега хотела сказать об этом, но побоялась рассердить его.

— Как вас зовут? — спросил парень, вдруг перестав свистеть.

— Но ведь вы Шерлок Холмс, — отшутилась она.

И тут он впервые повернулся к Гундеге. У него были тёмно-карие, с расширенными зрачками, чуть косо поставленные глаза.

— Угадайте, — Гундега застенчиво улыбнулась.

Но шофёр опять смотрел на дорогу, и она опять видела только его решительный, даже чуть суровый профиль.