Яков Ершов - Журавли над школой

Незнакомец между тем как-то неестественно выбросил вперед левую ногу и, налегая на палку, всем телом подавшись вперед, шагнул на поляну. Но видно, адской боли стоил ему этот шаг, потому что, вскрикнув, он тут же опустился на жухлую траву. Петр успел рассмотреть, что за спиной у него горбился туго набитый рюкзак и в левой руке какой-то ящик, который, опускаясь, тяжело стукнул о мерзлую землю.

Незнакомец сидел, вытянув вперед короткие ноги и опершись висевшим за спиной рюкзаком о ствол дерева. Голова его вновь печально склонилась на грудь. Петр, как кошка, сделал осторожный шаг вперед. Человек не шелохнулся. Петр подошел почти вплотную и стал за тем же деревом, у которого сидел незнакомец, только с другой стороны. Теперь, осторожно выглянув, он мог рассмотреть столь странного посетителя леса поближе. Но ему было видно лишь маленькое ухо и выбивающиеся из-под шапки завитушки русых волос.

«Никак, девчонка!» — мелькнула догадка. И уже без особой осторожности Петр подался всем корпусом из-за дерева.

Он увидел кругленькое личико, чуть припухшие розовые губки и остренький, как клюв у воробья, симпатичный носик.

«Девчонка!» — окончательно уверился он в своей догадке и, дотронувшись легонько до ватника, шепотом спросил:

— Эй, слышь, кто ты?

Девушка испуганно дернулась, резко повернулась и крикнула охрипшим от простуды голосом:

— Стой! Стрелять буду!

И в самый нос Петра уткнулся вороненый ствол пистолета.

— Да что ты, шальная! — крикнул Петр, отскакивая в сторону. — Да свой я. Свой. Протри зенки-то!

Девушка повела пистолетом, отыскивая черным стволом его, Петьку, и строго предупредила:

— Не подходи! Стрелять буду!

— Да не подхожу я, — обиженно пропел Петр. — Вот недотрога какая. Уж и спросить нельзя. Свой же я! — И на всякий случай опять попятился в сторону, уходя из-под чернеющего дула пистолета.

Девушка наклонялась все больше и больше влево, стараясь держать Петра под прицелом, и вдруг, застонав, опустила руку, в которой держала оружие.

— Что с тобой? — бросился к ней Петр.

— Не подходи! — простонала она, и рука, сжимавшая пистолет, вздрогнула, стараясь подняться.

Петру стоило лишь один раз взглянуть на девушку, чтобы понять, что она не имеет никакого отношения к фашистам и что, скорее всего, она идет или от партизан, или оттуда, с Большой земли, к партизанам. И он опять стал приближаться к девушке, говоря:

— Да что ты? Совсем извелась, что ли? Своих не признаешь. Свой я. Свой. Разве такие полицаи бывают?

Последние его слова, видимо, возымели свое действие, а может быть, у девушки просто не было другого выхода, но она опустила пистолет и спросила все так же строго, сурово:

— А чем докажешь, что свой?

Петр сделал левой ногой шаг вперед, подставил правую ногу, ударив звонко каблуком о каблук, и звучно доложил:

— Командир партизанского отряда Петр Зайченко!

— Дурак! — метнула на него сердитый взгляд девушка и отвернулась.

— Это почему же так? — опешил Петр.

— А потому, что к тебе серьезно, а ты балагуришь. — Скривившись от боли, она спрятала пистолет за отворот телогрейки. — Пойми, сейчас же война идет. Поймают нас фашисты, убьют на месте. И допрашивать не будут. А ты шутки шутить, в партизаны играешь.

— Да не шуткую я вовсе, — взмолился Петр, обескураженный таким оборотом дела. — Я самую правду сказал.

— Э! — тяжело вздохнула девушка. — Иди, куда шел. Отстань от меня.

— Ну как хотишь, — надул губы Петька. — Я могу и уйти.

Он повернулся и медленно пошел между деревьями, нарочито звонко ступая.

— Нет, стой! — окликнула его девушка. — Не смей уходить. Ты меня карателям… продашь.

— Ну вот уж торговлей никогда не занимался, — развел руками Петр, оборачиваясь.

— Погоди! — остановила его девушка. — Хоть ты и дурной, а все же вижу — свой. Помоги мне.

— А я о чем толкую? — обрадовался Петька. — Пропадешь ты одна. А я местный, в лесу каждое дерево знаю.

Девушка устало закрыла глаза, рука ее, лежавшая на груди, вдруг медленно поползла вниз и бессильно упала на колени. Петр испугался, подскочил, затормошил:

— Что ты?

— Ничего, — не открывая глаз, шептала девушка. — Ничего. Это так. От счастья. Это пройдет.

Она открыла глаза, и они оказались у нее такими ясными и бездонными, будто наполненными чистой, прозрачной водой.

— Думала, конец мне, — сказала доверчиво. — Пропаду. С неделю по лесам плутаю. Рация отказала. Батареи посадила. Никак нужных людей не найду. А тут еще при стычке с карателями в ногу ранило. Распухла. Ступить не дает. Ну что теперь делать?