Геннадий Николаев - Квартира [рассказы и повесть]

— Серёжа, разговор есть.

— Секретный?

— Ох, сразу уж и секретный, — сказала она, не отпуская его. — До секретов ли нам с тобой?

— А кто его знает? Ты девка с подкладкой.

— Ох-хо-хо, — засмеялась она, чуть кривя потрескавшиеся губы. И только теперь она выпустила его руку и отошла от окна. — Входи.

В столярке стояли два верстака, лежали доски, рейки, брусья. На скамейках, на полу, под верстаками, полно было свежей сосновой стружки, прислонённые к стене, стояли свежесбитые лотки для раствора. Склад находился в другой комнате, попасть в которую можно было только из столярки.

Ирина запрыгнула на верстак, сунула руки в рукава телогрейки. Глаза её искрились, лучились смехом.

— Говорят, тебе тёмно-вишнёвый лак нужен? — спросила она.

— Верно говорят.

— Много?

— Да пару банок надо. А что, есть?

— Есть, — сказала она таким тоном, что можно было понять: "есть, да не про вашу честь".

— Две банки? — придвинулся к ней Сергей.

— А хоть бы и две.

— Для меня бережёшь?

— Не знаю, посмотрим на твоё поведение…

— Что я должен сделать?

Сергей добрался до её рук, тёплых и маленьких, и крепко сжал. Глаза её, остановившиеся на нём, разрешали, подбадривали, тянули к себе. Кровь зашумела, заиграла в нём, но кругом было полно людей, ходили и перекрикивались совсем рядом, и Сергей торопясь, неловко обнял её, скользом поцеловал в щеку. Ирина оттолкнула его и, спрыгнув с верстака, пошла к себе. Он направился было за ней, но она велела подождать и вскоре вынесла две банки, завёрнутые в бумагу.

— Ого! — воскликнул Сергей, принимая банки. — С меня причитается…

— Оформишь через бухгалтерию. Квитанцию — мне, для отчёта.

— Ну, спасибо, Иринка, выручила, просто слов нет.

— Слов не надо, — сказала она со вздохом, — улыбайся почаще.

— Ладно, договорились, похохочем как-нибудь, — подмигнув ей, пообещал он.

Лак он решил немедля отнести к профессору, благо дом его был недалеко от нынешнего места работы, а то сопрут под шумок — ищи потом, свищи.

На звонок открыла Христина Афанасьевна. Она была в спортивном костюме, в брюках и курточке с красными стрелками на рукавах, в бежевом вязаном берете, лихо сидящем на макушке, — ну прямо девица-студентка, собравшаяся на воскресник.

— Ждём вас, Серёжа. Мы уже готовы. — Она легко, вприпрыжку понеслась из прихожей в кухню, и Сергей, пошедший следом за ней, увидел, что, действительно, кухня была уже подготовлена к работе: освобождена стена, отодвинута газовая плита, пол застелен полиэтиленовой плёнкой.

— Вы как, сейчас начнёте? Может, перекусите? Борщ, картофель жареный с мясом, компот, — выпалила она единым духом.

— Нет-нет, спасибо, — предупредил Сергей, — я на минутку. Вот лак достал.

Христина Афанасьевна радостно заахала, схватила банку, понюхала её, словно и в самом деле что-то понимала. Сергей поставил лак в угол прихожей и собрался было уходить, но тут выбежал Павлик, вцепился в него, повёл в кухню, усадил за стол перед раскрытым журналом. Христина Афанасьевна застрожилась на него, но он словно не слышал, ткнул карандашом в кроссворд.

— Персонаж произведения Гоголя "Мёртвые души". Бабушка называла тут всяких, но они не подходят. Давайте говорите, я буду считать буквы.

Сергей смущённо почесал затылок: хм, Гоголь, когда это было? В девятом? В восьмом? Уже четыре года после армии, два в армии да там два… Чичиков, что ли?

— Чичиков, — неуверенно сказал он.

— Фи, — разочарованно протянул Павлик, — этим Чичиковым бабушка уже все уши мне прочичиковала. Не подходит, длинный, семь букв, а надо пять.

— Я ему всех называла, — откликнулась из прихожей Христина Афанасьевна. Она гремела там пустой посудой. — Чичиков, Коробочка, Манилов, Собакевич, Ноздрёв. Кто там ещё?

Сергей поднял руки.

— Сдаюсь.

— Эх вы, лапша! — скривился мальчуган. У него были ещё вопросы, и он тотчас сменил гнев на милость. — Ладно, а вот это: быстрое повторение музыкальных звуков. Семь букв. Последняя "о".

— Я ему говорю "стаккато", а он не хочет, — сказала Христина Афанасьевна, входя в кухню и как бы обращаясь к Сергею за поддержкой.

Павлик с пласкивым воплем замахал на неё.

— Какое "стаккато"! Стаккато — два "к", восемь букв. И потом стаккато совсем другое: короткий, сердитый звук. Когда мама рассердится, начинает колотить по клавишам, тогда стаккато.

— Колотить?! Павлуша! Как ты можешь так говорить про маму?

Христина Афанасьевна изобразила прямо-таки огорчение, но на Павлика это нисколько не подействовало.