Тадеуш Доленга-Мостович - Мир госпожи Малиновской

— Стану работать, для Эвариста какая-то должность найдется.

— Не думаю, но вам я могу поверить. Я не располагаю наличностью… Хм… Дам, сколько смогу.

Он вышел в соседнюю комнату, а потом вернулся с банкнотой в пятьсот злотых и листком бумаги.

— Хочу получить с вас расписку. — Он положил перед ней листок и перо. — Полностью, фамилия и имя.

— Всего пятьсот! — вырвалось у нее.

— Я не могу разбрасываться состоянием своих детей, — с достоинством ответил господин Феликс. — Времена тяжелые, а игра не стоит свеч.

Она с таким удовольствием отложила бы банкноту и вышла бы не прощаясь! Но не имела права этого сделать. Богна подписала бумагу, обещая себе, что этот долг она отдаст раньше прочих, даже раньше, чем Ендрусь.

Спрятав деньги в сумочку и увидев, что Феликс не садится, а стоит в ожидающей позе, она вскочила:

— Спасибо вам и до свидания.

— До свидания. Всех нас этот дурак обидел. Желаю счастливой дороги. До свидания. Целую ручки.

В прихожей мелькнуло кругленькая мордашка Кази. Богна же быстро сбежала по лестнице и пешком отправилась на вокзал. Там выпила стакан молока, съела булку и, попросив кельнера, чтобы вовремя ее разбудил, задремала в кресле.

Сон, однако, не придал ей сил, как и дрема в вагоне. Она приехала в Варшаву смертельно уставшей, но на отдых не было времени. Сперва она послала Эваристу пакет с едой, потом нужно было искать деньги. У знакомой швеи одолжила еще тысячу, Мишенька отыскал ей какого-то Файнцина, ростовщика, который согласился дать семь тысяч под десять процентов ежемесячно при условии, если она представит двух серьезных поверенных. С поверенными было уже проще. Профессор Шуберт поставил свою подпись, вторую — Сташек Карась.

«Через месяц, когда вернется тетя, — рассчитывала Богна, — отдам долг ростовщику».

Наконец все было урегулировано. Яскульский сдержал слово: лично побывал у министра и получил его согласие на закрытие дела. Госпожа Карась решила проблемы в прокуратуре, а Богна — в министерстве внутренних дел.

В полдень она приехала в следственный комитет, имея на руках все бумаги. В грязной тесной комнатке она ждала решения оставшихся формальностей. Наконец привели Эвариста. Богна представляла, что увидит его сломанным, согбенным, с небритым лицом и в испорченной одежде. Поэтому, когда он вошел вполне свежий, с улыбочкой на губах и с рукой в кармане, она испытала некоторое разочарование. Не могла понять отчего, но ощутила странную обиду.

Эварист непринужденно приблизился к ней и поприветствовал с таким лицом, словно ничего и не случилось. Она впервые поняла, что ей стыдно рядом с ним. Не могла поднять глаз, чувствуя на себе взгляды полицейских и нескольких человек, которые, как и она ранее, ожидали здесь. Тем временем Эваристу пришлось расписаться за возвращенные часы, портмоне и прочие мелкие предметы, при этом он перешучивался с чиновником. Богна сцепила зубы, чтобы не расплакаться.

— Ну, пойдем же из этого пристанища, — услышала она над собой его голос.

По лестнице они шли молча, на углу сели в такси.

— Что ты такая печальная? — спросил он.

— Так просто… и я не печальна…

— Ты осунулась. Должно быть, беспокоилась обо мне? Да? — Он наклонился и хотел ее поцеловать.

Она осторожно, но решительно отодвинулась. Не вынесла бы сейчас его ласк.

— Перестань, — сказала она. — Мы на улице.

— И что с того?… — Пожав плечами, он добавил с горечью: — Хорошо же ты меня приветствуешь.

— Эв… — начала она. — Эв, разве ты не понимаешь…

— Чего?

— Я слишком много… страдала.

Он сухо рассмеялся.

— Что ты говоришь?… Чудненько! Она, значит, страдала. Я в тюрьме сидел, приходилось спать на жестких нарах, есть баланду, выносить отвратительное отношение к себе, а теперь я узнаю, что это не я страдал, а она!

Водитель оглянулся, и Богна прошептала:

— Не говори так громко.

Он пожал плечами и замолчал.

— Куда мы едем? — спросил он, когда машина повернула к Вспульной.

— Домой.

— Значит, ты продала квартиру?

— Да. Поселилась в небольшом отеле.

Она расплатилась с водителем, и они поднялись наверх.

— Комнатка и правда маленькая, — сказала она. — Но сейчас нам и на нее не хватит.

— Клетка, — сказал он.

Выглянув в окно, из которого был виден похожий на колодец двор, он уселся на кровать, пробуя пружины матраса, потом на клеенчатую софу, после чего махнул рукой:

— В любом случае, удобнее, чем на нарах.

— Ты не голоден? — спросила она.