Веслав Мысливский - Камень на камень

Антек тогда уже женатый был. Даже фото жены с собой привез. Только засыпали отца землей, вытащил из бумажника, и чтоб мы ему сказали, красивая ли? Мне не очень понравилась, но что тут скажешь? Красивая.

И, понятно, не стал его укорять, почему не сообщил, я бы ему хоть поздравленье послал.

Тогда мы тоже не поговорили совсем. Во-первых, похороны, полагалось об отце говорить, его это был день. Заслужил он от нас хотя бы несколько слов за всю свою жизнь. А во-вторых, у Сташека был на следующий день какой-то важный экзамен, и Антек куда-то по служебным делам уезжал, короче, спешили они. Так что мы только распили с горя пол-литра, съели по куску колбасы. И они уехали.

Да и когда отец с матерью были живы, тоже, если и залетал который, всегда как на пожар. Приехал, переночевал и утром поминай как звали. Или еще, в тот же день утром здоровался, после обеда прощался. Был — сплыл. Как молния сверкнула. И не почувствуешь, что был.

А уже на следующий день мать опять начинала тосковать, когда ж это Антек со Сташеком приедут. И все тревожилась, не случилось ли чего, не были-то как давно. А когда отец ей напоминал, что ведь только в воскресенье Антек или Сташек был, отмахивалась:

— Ну, был, был. Да разве это побывка? Сырок даже стечь не успел, а то б взял с собой.

Не дай бог в деревне потом кто спросит, был Антек или Сташек? И не знаешь, что сказать — не были, были? Сказать «были, да торопились» не лучше, чем сказать «не были, но приедут, приедут».

И в город когда уехали, опять же, вроде бы только что были. Будто куда-то в деревню ненадолго пошли, в поле поехали, но вернутся. Отец даже долгое время путался, все ему хотелось, чтобы который-нибудь из них за него что-то сделал или в чем подсобил.

— Может бы, Антек… Может, Сташек…

Потом свыкся, иногда только, вечером, наработавшись как вол, сядет и вдруг скажет ни с того ни с сего:

— Что-то давно не пишут.

А мать все чаще стала поминать их имена в молитвах.

Первым уехал Антек. Он был старше Сташека на несколько лет, может, потому и черед его первым пришел. Сташек только еще подрастал, а Антек уже с барышнями гулял. Шальной он был, это правда. Но чтобы так, вдруг? Так даже помирать негоже. С утра еще поле под картошку на краю леса пахал, а пополудни принес ему Кулявик с почты письмо. Он вернулся с поля, вскрыл, прочитал и сказал:

— Еду.

— Далеко ль? — спросил отец.

— В мир. — И на радостях пустился по горнице в пляс.

— В мир, говоришь? — Отец словно бы недослышал.

— В мир, говорю. В мир! В мир!

— И когда ж?

— Пятичасовым поездом.

— Так я тебе и рубашку не успею погладить! — всплеснула руками мать.

— А зачем ему рубашка? Той, что на нем, обойдется.

— Да ты бы хоть вымылся. Я б лохань принесла, воды нагрела.

— Там вымоюсь. Вон Войтек пишет, они в баню ходят.

— Да у тебя даже башмаков приличных нет. Может, и из одежды бы чего пошили.

— Там мне дадут и башмаки, и одежду.

— Телку бы продали, взял бы хоть пару грошей. Я б пирог испекла.

— Еще не хватало, пирог ему печь! — возмутился отец, но в словах его больше было горечи, чем злости. — В пять у него поезд, слыхала? А телка еще мала. Недели две надо бы погодить.

— Ну и погодил бы. Мир не убежит. Как же так — не успел с поля прийти, — расплакалась мать.

— И чего ж ты там, в этом мире, делать будешь? — Когда надо было, отец умел быть твердым.

— Чего? Вон! — помахал Антек письмом. — Войтек пишет, они в кино каждый день ходят. А работать только восемь часов работают, и еще им за это платят.

— Сходил бы ты исповедался, сынок, — сквозь слезы упрашивала Антека мать. — В былые-то времена, когда в мир уходили, напоследок всегда исповедовались. Может, там негде будет? Или не позволят тебе.

— В кино, говоришь, ходят? — сказал отец будто бы сам себе, потому как не знал толком, что такое кино.

А вскоре и в нашу деревню пожаловало кино. Уже с утра, когда кино это должны были привезти, куча народу высыпала за околицу — встречать. Кто-то даже прутиком начертил на снегу: «Приветствуем кино в нашей деревне». Люди думали, машина приедет или хотя бы двуконная колымага. Никто поначалу не хотел верить, что это и есть кино. Двое мужиков на телеге и какие-то ящики. А лошаденка тощая, все ребра можно пересчитать. Вместо сиденья сноп соломы, накрытый каким-то рваньем. И боковины у телеги загаженные, точно раньше на ней возили навоз. А погоняла и второй мужик — оба пьяные, лыка не вяжут. Стали на пожарный сарай объявление прибивать, так ни тот, ни другой не могли по гвоздю попасть, только наши ребята им и прибили. Собралась на кино почти вся деревня — зима, работы немного, к тому же перед тем рассыльный ходил и бил в барабан, что приезжает кино. Так что, наверное, еще столько же, сколько набилось в пожарный сарай, стояло во дворе, потому что всем не хватило места. Одни другим загораживали, но стояли. Портилось там чего-то без конца, но все стояли.