Агния Кузнецова - Много на земле дорог

— И ты уйдешь от него сейчас же? — взволнованно спросил Йожеф.

Вире казалось, что иначе не могло быть, и она убежденно ответила:

— Сейчас же, сегодня же уйду к родителям.

Вира возвратилась домой веселая, счастливая. Напевая, она принялась укладывать в чемоданы свои платья. Подумав, она положила на дно чемодана сберегательную книжку. Она не могла взять с собой трельяжи, горки с дорогим фарфором, диваны и ширмы из красного дерева. Ей стало жаль всего этого. Она заплакала.

Продолжая сидеть возле раскрытых чемоданов, она задумалась о своем будущем. Вместо этой роскошной комнаты ее ожидает деревенская изба. Она будет ведром доставать из колодца воду, топить печи и выгребать из них золу… Там, на этой страшной целине, нельзя будет даже надеть модные туфли и нарядное платье. Что же она будет там делать? На что будет тратить свое время? Может быть, пока не уходить из дома Берегова, а уговорить Йожефа остаться в Москве? Он ведь сам говорил, что ему предлагали поступить в аспирантуру.

Настроение Виры сразу же улучшилось. Напевая, она стала вытаскивать из чемоданов платья и убирать их в шкаф…

На другой день Йожеф и Вира встретились в парке. Они сели на скамейку под старой ветвистой липой.

— Почему же ты не ушла из дома Берегова? Почему ты не сдержала своего слова? — с горькой усмешкой спросил Йожеф.

— Меня уговорила Варенька… Федору Павловичу опять плохо, малейшее волнение его может убить, — соврала Вира, глядя правдивыми глазами в лицо Йожефа.

— Но когда-то все равно придется доставить ему это волнение. Я получил, Вира, назначение в Хакасию, в новый целинный совхоз. Нужно выезжать буквально на днях…

— Милый Ёжик! — воскликнула Вира и, пользуясь тем, что вокруг никого не было, порывисто обняла его. — Мы можем жить у моих родителей. Ты поступишь в аспирантуру. Мы останемся в Москве… Все будет так хорошо!

— Тебя пугает целина? — заглядывая Вире в глаза, спросил Йожеф.

— Очень, Ёжик, — призналась Вира. — Я, наверно, не смогу там жить и умру от тоски.

— Даже со мной?

— Даже с тобой. Ёжик, родной, пойми: я не могу без этого шума большого города. Ты же знаешь меня.

— Ты станешь там работать, Вира. Ты неверно представляешь себе целину. Там те же люди, та же жизнь. Будешь работать в клубе, организуешь самодеятельный театр. Разве это не увлекательно?

Предложение Ёжика показалось Вире заманчивым.

Это чувство отразилось на ее лице, и он снова подумал о том, что она станет другой, как только покинет Москву.

Они весь вечер провели в парке — взявшись за руки, бродили по аллеям, катались на «чертовом колесе» и с высоты любовались столицей. Потом подкрепились у киоска бутербродами и горячим кофе из бумажных стаканов.

В этот теплый, ясный вечер им так хорошо было вместе!

Они любили друг друга. Казалось, не было на свете силы, которая могла бы помешать этому чувству. Они решили через три дня уехать в Хакасию. Утром в кассе предварительных заказов Йожеф заказал два билета до неизвестной им, далекой станции Абакан.

Счастливый, с горящими глазами, Йожеф простился с Вирой около дома ее родителей и, не стыдясь, поцеловал ее при народе…

— Дорогие родители! Я уезжаю на целину! — торжественно сказала Вира, входя в комнату и обнимая отца и мать.

Она предполагала, что эти слова произведут эффект, но изумление и растерянность, отразившиеся на лицах Вершининых, превзошли все ожидания. Сообщение дочери было подобно грому среди ясного дня.

Родители не знали, верить этому или не верить. Вире пришлось подробно рассказать про Йожефа, про его назначение в Хакасию, наконец, про их мечту о самодеятельном театре.

Наталья Степановна заплакала. Какова бы ни была дочь, но она была тут, под боком. Жизнь там, в Хакасии, совсем иная, трудная жизнь. И Вира так не подходит к этой жизни…

Ивана Сергеевича эта новость поразила. Хотя он принял ее с недоверием, в сердце его все же шевельнулась надежда, что дочь его не так уж плоха. Может быть, большая любовь выведет ее на верный путь?

Все эти дни Вира находилась в состоянии крайнего нервного напряжения. Она уложила свои бесчисленные наряды в четыре больших чемодана. Но мать уговорила ее оставить самые дорогие туалеты дома.

— Там все это не понадобится, — говорила она.

Оплакивая каждое платье, Вира наполовину уменьшила багаж. Она собиралась к отъезду, скрывая свои приготовления от Федора Павловича, рассчитывая через Вареньку передать ему письмо и ключи от квартиры.