Рохинтон Мистри - Хрупкое равновесие

У ученого пандита была также репутация хранителя общинного согласия. Так, например, во время периодически вспыхивающих протестов против мусульман, убивающих коров, пандит Лалурам убеждал своих единоверцев, что индусам не пристало осуждать мусульман. Согласно их религии, мусульманин (вот бедняга!) должен содержать четырех жен, поэтому ему необходимо есть мясо, иначе не хватит сил всех их ублажать. Плотоядный он по необходимости, а не из особой любви к говядине или из желания насолить индусам. Поэтому его стоит пожалеть и не препятствовать в исполнении религиозных предписаний.

При такой безукоризненной биографии у пандита Лалурама было много сторонников. «Он такой честный и справедливый, — говорили они, — что даже неприкасаемый найдет у него защиту». То, что ни один неприкасаемый не засвидетельствовал подобного факта, значения не имело. Кто-то смутно вспоминал, что когда-то один землевладелец забил до смерти бхунгхи за то, что тот немного задержался и приехал на тележке после восхода солнца забрать хозяйские фекалии. И тогда пандит Лалурам постановил — а может, то был его отец или даже дед — словом, кто-то постановил, что преступление действительно серьезное, но не настолько, чтобы убивать провинившегося, так что землевладелец в качестве компенсации должен обеспечивать едой, кровом и одеждой жену и детей убитого в течение шести лет. Или шести месяцев? А может, шести недель?

Полагаясь на эту легендарную репутацию пандита Лалурама, Дукхи сел у его ног и рассказал, как жестоко избили Ишвара и Нараяна. Ученый муж отдыхал в кресле после обеда и во время рассказа несколько раз громко рыгнул. Дукхи каждый раз вежливо останавливался, а пандит бормотал при этом: «Рама Всемогущий», как бы благодаря высшие силы за то, что его пищеварительный тракт работает так энергично.

— Как он избивал моих сыновей! Видели бы вы их распухшие лица, пандитжи, — рассказывал Дукхи. — А ягодицы… Кажется, что свирепый тигр рвал их когтями.

— Бедные детки, — посочувствовал пандит Лалурам. Он встал и подошел к полке. — Помажь этой мазью больные места. Станет легче.

Дукхи поклонился.

— Спасибо, пандитжи, вы очень добры. — Сняв с головы повязку, он завернул в нее жестяную коробочку. — Пандитжи, не так давно меня крепко избил тхакур Премжи, хотя никакой вины на мне не было. Но я не пошел с жалобой к вам. Мне не хотелось вас тревожить.

Пандит Лалурам удивленно вздернул брови и почесал большой палец ноги. Кивая головой, он скатал катышки из пота и грязи и стряхнул их с пальцев.

— Тогда я страдал молча, — сказал Дукхи. — Я побеспокоил вас только из-за детей. Они не должны безвинно мучиться.

По-прежнему храня молчание, пандит Лалурам понюхал пальцы, которыми тер большой палец, и, откинувшись в кресле, пукнул. Дукхи отпрянул, как бы открывая свободный путь для газов брахмана, и про себя подумал: «Интересно, какое наказание ожидает того, кто посмеет воспрепятствовать этому потоку».

— Они всего лишь дети, — умоляюще произнес он. — И не делали ничего плохого. — Дукхи помолчал, ожидая ответа. — Ничего плохого не делали, пандитжи, — повторил он, надеясь, что ученый муж, по крайней мере, согласится с ним. — Этого учителя надо наказать.

Пандит Лалурам тяжело вздохнул. Склонившись, он густо высморкался на сухую землю. Упав, слизь подняла крошечное облачко пыли. Пандит вытер нос и опять вздохнул.

— Дукхи Мочи, ты хороший, работящий человек. Я давно тебя знаю. Ты всегда старался исполнить свой долг — не так ли? — согласно предписаниям твоей касты?

Дукхи кивнул.

— И это мудро, — одобрительно произнес пандит Лалурам, — потому что такой путь ведет к счастью. Иначе в мире воцарится хаос. Ты знаешь, что в обществе есть четыре касты: брахманы, кшатрии, вайшьи и шудры. Каждый принадлежит к одной из них, и смешиваться они не могут. Ведь так?

Дукхи снова кивнул, пряча нетерпение. Не для того он пришел, чтобы слушать лекцию о кастовой системе.

— Ты, чамар, выполняешь свой дхармический долг по отношению к семье и обществу, но и учитель должен выполнять свой. Ты ведь не станешь этого отрицать?

Дукхи согласно кивнул.

— Наказание твоих сыновей за их провинность — часть его учительского долга. У него не было выбора. Ты понимаешь?

— Да, пандитжи, наказание иногда необходимо. Но такое ужасное избиение?

— Проступок тоже ужасный, они…

— Они просто дети, и, как все дети, любопытные…

Пандит закатил глаза — как это его осмелились перебить? — и поднял вверх указательный палец правой руки, призывая Дукхи к молчанию.