Вадим Прокофьев - Наш Артем

Иголки, нитки, гребни, ленты, иконки — ходкий товар, а вот книжки коробейники частенько приносят обратно к снарядившему их купцу. Не умеют на селе читать…

Офеня Яков Сухой состарился на пыльных проселках Курщины. Сначала в деревнях и селах его называли просто Яшкой, потом он стал Яковом Севастьяновичем, а когда к нему приценилось, как репей, прозвище Сухой, он не припомнит. Ныне уже за пятьдесят перевалило, а на вид и все шестьдесят можно дать. Нелегкая у него работа, да привык, сросся с коробом, словно это здоровенное лукошко часть его самого, как рука или нога. Шагая по дорогам, известное дело, жиру не нагуляешь, а он еще и от рождения был тощим, сейчас же одна кожа да кости остались. Вот и зовут Сухим, а он не обижается — не на что.

Яков, как и все его собратья по ремеслу, не очень-то жалует книжки, берет их с неохотой. Глядишь, захватил бы несколько лишних косынок да гребней — все приварок. А книжки только место занимают.

Но в последний год приметил Яков Севастьянович, что в селе Глебове на его неходовой товар непременно охотники-покупатели найдутся. И что чудно, Яков в этом селе каждого сельчанина по имени знает, знает и то, что читать-то они негоразды, а берут. Чудеса!

Как-то забрел Сухой в Глебово уже под вечер. Солнце над дальним лесом склонилось, круглое, красное, за день все свои лучи растеряло. Так и кажется, что цепляется оно за склон неба, а он покатый, гладкий, того и гляди — сорвется солнце и упадет в лесную чащобу.

На бревнах, что испокон века сохнут да мокнут у глебовской околицы, Яков заметил человек десять сельчан. Расселись как на ступеньках, а наверх мальчонку посадили. И все к нему бородами тянутся.

Яков плечами даже пожал — балуют мужики, с жары, должно, дурь в голову ударила. Подошел поближе: ну и дела! Мальчонка уткнулся в книжку и громко, нараспев читает. Прислушался — так и есть, сказка о Балде.

В прошлый раз, когда в Глебове был, книжку сказок купил у него Андрей Сергеев. Мужик основательный, грамотный, но с причудами.

Солнце последним своим бликом осветило мальчугана.

Похож он на батьку, похож. Ни дать ни взять сергеевский отпрыск. Все они ладно сбитые, кряжистые. Яков знает отца Андрея Сергеева — Арефия. Бугай. Сказывали, что однажды далеко от Глебова напали на Арефия двенадцать мужиков. Что уж у них там за счеты были — одному богу ведомо. А Арефий наутек не пустился, схватил какой-то дрын и пошел на недругов. Кому скулу набок, кому ребра пересчитал. Едва ноги унесли и сдуру — к мировому. Тот оказался ушлым крючком. Прочел жалобу да и говорит: «12 против одного — преступление, один против 12 — никакого преступления нет». Так и ушли ни с чем.

И этот постреленок — крепыш, взгляд острый, быстрый, среди взрослых сидит и не тушуется. Ему-то и всего годков пять-шесть на вид, а грамотный, гляди. Чудеса!

Яков подошел поближе, охота послушать такого мальца, нигде в иных селах подобного дива Яков не встречал. Только сел, только приготовился слушать, как в тишине сельского летнего вечера раздалось: «Федор, Федька, да где же тебя, непутевого, снова носит, иди вечерять, батька ужо браниться будет».

«Чтец» прервал себя на полуслове, загнул книгу, озорно глянул на мужиков и прямо с верхнего бревна скок на землю, не удержался, боднул Якова — тот от неожиданности громко охнул, — и был таков. Мужики засмеялись, загомонили:

— Вот ведь постреленок!..

— А как по-писаному чешет! Хват!

— У него старшой братень Егорий в школу ходит, сказывают, он и навострил парнишку грамоте.

— А что, мужики, может, Федька нам и газеты почитает, не все к длинногривому ходить. Тот, я приметил, больше о божественном рассуждает. Быть того не может, чтобы в газетах знай только о боге пеклись. Небось передергивает батюшка. Он у нас на этот счет мастак, в картишки, почитай, каждый вечер с писарем режется.

Яков слушал, не переставая дивиться. Эк, как мальчонка растревожил сиволапых. Разговорились. А в другое время из них и слова не вытащишь. Газеты читать задумали. Ну что же, в следующий раз принесет он им и газеты, да и сам послушает.

Яков тяжело вздохнул. Ни с кем он не делился своим несчастьем. Вот ходит он, книги продает, а сам-то в грамоте не силен. Когда книги берет, расспрашивает других кантюжников, которые грамотные, о чем речь-то в каждой книжице. Слушает внимательно, запоминает. А то, не приведи господи, на селе спросят, а он руки врозь!

Солнце сорвалось-таки с крутого небосклона, упало за лесом и откуда-то снизу, с земли, подсвечивает красным пламенем верхушки стволов. Пылают сосны в огнях вечернего заката…