Вадим Прокофьев - Наш Артем

Федору не терпелось поскорее увидеть Мечникова и, быть может, даже познакомиться с этим удивительным человеком. Но он все оттягивал встречу. Ну кто он такой, чтобы занимать своей особой знаменитого ученого, отнимать у него время. Правда, от товарищей Федор слышал, что Мечников никому еще не отказал в приеме и беседе. Живет открытым домом на даче близ Парижа — в Севре. Наконец Федор решился.

Предместье Парижа — Севр. Собственно, даже не предместье, а небольшой городок на левом берегу Сены. Сейчас, в этот осенний вечер 1902 года, поднимаясь в гору к даче Мечникова, Федор поймал себя на мысли, что он волнуется, а потому старается не сосредоточиваться на предстоящем визите. В голову лезут недавно почерпнутые из энциклопедии сведения о том, что Севр знаменит своим фарфоровым заводом. И что если ему доведется еще раз побывать в этом городке, то нужно непременно посетить знаменитый керамический музей, которому уже более ста лет.

И опять-таки Мечников. Много ли он о нем знает? По правде говоря — не очень. Зато именно к таким ученым, как Илья Ильич, целиком относятся слова Маркса, запавшие в голову еще с юношеских лет: «…Ученый, если он не хочет сам снизить свой уровень, никогда не должен прерывать своего активного участия в общественной жизни и не должен сидеть вечно взаперти в своем кабинете или в своей лаборатории, вроде крысы, забравшейся в сыр, не вмешиваясь в жизнь, в общественную и политическую борьбу своих современников».

Уж кто-кто, а Мечников вмешивался, да так, что ныне ему нет места у себя на родине, в России. Почетный президент Высшей русской школы общественных наук. Для некоторых ученых этот титул Ильи Ильича звучит дико. Как же так — Мечников микробиолог, «охотник за микробами», геронтолог, блестящий последователь и близкий друг покойного Луи Пастера, и вдруг — Школа общественных наук? Несовместимо!

Но царское правительство не очень-то вдавалось в риторические рассуждения о совместимости или несовместимости, оно понимало, что эта школа в столице мира — Париже — вызов самодержавию. А посему не преминуло в ноте правительству Франции указать: «Хотя по существующему законоположению французские власти, быть может, и лишены возможности воспрепятствовать открытию «свободного русского университета», но, с другой стороны, едва ли можно признать соответственным существование в столице дружественной державы школы во вред русскому правительству».

Но школа существует. И видимо, вон в той неказистой, забравшейся на вершину невысокого холма даче и живет Илья Ильич.

Поднявшись на горку, Федор постоял немного в тени акаций, отдышался, а потом решительно нажал пуговку звонка.

Ему открыла миловидная горничная. Наверное, она уже привыкла встречать посетителей, внешний вид которых никак не подходил под понятие «парижанин». Первые же слова, произнесенные гостем, окончательно ее убедили, что перед ней русский и что ему конечно же необходим господин профессор.

Федор был так взволнован, что не обратил внимания на комнаты, по которым его вели к кабинету хозяина. И, только очутившись в кабинете, огляделся.

Ничего лишнего. Письменный стол, несколько глубоких кожаных кресел, кожаный диван и книги. Книги шеренгами выстроились вдоль стен от пола под самый потолок.

Илья Ильич, сидевший за столом, походил скорее на библиотекаря, нежели на ученого-естествоиспытателя.

Потом Федор часто бывал в этом доме. Ольга Николаевна, жена Мечникова, выделила его среди других студентов школы. Сергеев завоевал ее симпатии даже и тем, что сумел, не будучи искусствоведом, тонко оценить картины и скульптуры, украшавшие столовую дачи. И то и другое было творением рук и фантазии Ольги Николаевны — незаурядного художника и скульптора. Федор был одним из немногих слушателей школы, кому Ольга Николаевна показала свою мастерскую, помещавшуюся во дворе, в небольшом каменном флигелечке. Заставленная подрамниками, заваленная глыбами мрамора, глиной, мастерская была все же необыкновенно уютна. Вся ее обстановка располагала к задушевности, откровению. Много вечеров провел здесь Федор. Ему стало ясно, что Ольга Николаевна сочувствует социал-демократам, да и Илья Ильич тоже. Вообще же он скептически относится к социальным наукам, но никогда не позволит себе смеяться над убеждениями других. Разве так, пошутит. Но не дай бог вступить с ним в спор о значении для человечества наук естественных. Это уже его глубокая вера. Естественные науки, только они преобразуют мир.