Григорий Луч - И мы солдаты...

— 13 апреля 1944 года, — откликается Араслан.

— Угу! — бормочет Мишка, шагая рядом.

Впереди ухают пушки. Гремит гусеницами танк. Партизаны выходят из леса. На взгорке виден хутор Глушь. За рекой опять разгорается жаркий бой.

— Ура! — кричит командир отряда. — Смотрите, подоспели наши танки! Пехота! В атаку, товарищи! Подводы, старики и женщины остаются на местах. Партизаны, вперед!

Забыв об усталости, партизаны бегут в сторону хутора.

Тра-тат-та! Тра-та-та-та! Ух! Ух! Гудит земля, дрожит земля. За пехотой неуклюже поворачивают назад и танки со свастикой. Партизаны встречают их гранатами. Наши артиллеристы усиливают огонь.

…Фашистские танки пылают, окутывая поле боя смрадным дымом. Оставшиеся в живых солдаты, побросав оружие, поднимают руки. Не выдержали они удара с двух сторон, не нашли путь к бегству. В тех, кто сдается, наши не стреляют: пленный — не солдат…

На высоте у хутора Глушь развевается красное знамя, советское знамя. Обнимаются солдаты и партизаны. У многих на глазах слезы радости.

Неожиданно Араслана вызвали к командиру.

Командир был не один. За столом сидел высокий румяный майор.

Сердце Араслана сжалось.

— Рекомендую — товарищ Шалфеев. Один из самых смелых и дисциплинированных партизан, — представил командир Араслана. — Не раз ходил в разведку, выполнял сложные поручения, участвовал в операциях.

— Да что вы, товарищ командир! — не выдержал Араслан. — Я как все, не лучше других.

— К тому же скромен, в общем, настоящий пионер.

— Зачем это? — тихо сказал Араслан, предчувствуя недоброе.

— Отвоевался, товарищ Араслан! — вмешался румяный майор. — Благодарим тебя от имени штаба партизанского движения в Белоруссии. С сегодняшнего дня можешь жить мирной жизнью. Выдадим продукты и деньги. Куда тебе…

— Никуда я не уеду! — выпалил Араслан.

— Придется вернуться домой. Учись, получай образование. Подрастешь, тебя опять призовут в армию.

— У меня нет дома! Никуда я не уеду.

— Это уже капризы, — нахмурился майор. — Невыполнение приказа командира…

— Я же выполняю! Товарищ командир! Дядя Коля! Оставьте меня!

— Приказываю вернуться домой по линии демобилизации, — строго посмотрел майор на мальчика. — Вот справка. Наша машина отвезет вас, партизан, на железнодорожную станцию.

Араслан понял, что сопротивление бесполезно. Он молча взял бумагу из рук офицера.

— Кстати, твой друг Мишка уже в курсе, так что поторапливайтесь, ребята! — крикнул вдогонку командир.

Немного успокоившись, Араслан прочитал справку: «Последний адрес до войны — Брест. Кем был во время войны — с 5 августа 1943 года служил связным. Внизу — подписи командира бригады Арзуманяна и комиссара бригады Шковороды».

Мальчик сложил бумажку и положил в карман.

А вечером на хутор пришла грузовая машина. Ребята уже успели попрощаться с боевыми товарищами, крепко расцеловались с Таней. Провожать их пришел сам командир.

— Поедете на этой машине. Вот вам питание, вот деньги. Залезайте в кузов. Взрослые мужчины-партизаны остаются в армии, а женщин отправляем с вами, — подмигнул Дядя Коля. — Вон они идут.

К машине подошли три женщины.

— Где остальные? — спросил командир партизан.

— Остальные не поедут. Они из соседних хуторов. Сказали, что пойдут пешком, — ответила женщина средних лет.

— Проводили бы.

— Нет уже их. По домам разошлись.

— Ну, ладно. Счастливого вам пути. — Командир пожал всем руки, крепко обнял Араслана. — Будь здоров, сынок, — сказал он, и голос его дрогнул.

Грузовик рывком тронулся с места.

— Счастливого пути!

Машина по проселочной дороге направилась к лесу. Подул холодный ветер, стало зябко. Пожилая женщина прижала Араслана к себе. Другая накрыла полой шубы Мишку.

— Мишк, куда ты едешь? — спросил Араслан у друга.

— В Свердловск. К брату отца.

— Я в Шихазаны. В деревню рядом с Канашом. Миша, знаешь, тебе придется ведь ехать через Канаш.

— Почему?

— Поезда в Свердловск идут через Канаш. Может, со мной поедешь? В Шихазаны. Поживешь немного, и я провожу тебя.

— Нет, Араслан. Спасибо. Я сперва заеду в Москву. Там живет семья солдата, который сражался на фронте вместе с отцом. Зайду к ним и узнаю, где сейчас мой отец.

Тук-тук! Тук-тук! — переговариваются колеса на стыках рельсов. Но не сосчитать, сколько их, этих стыков: тысячи, миллион… У колес нет забот, знай бегут за паровозом. Для них была бы стальная дорога. Им все равно, были бы пути. А люди? Как бы далеко ни находились они от родного дома, в мыслях уже — под родным кровом.