Григорий Луч - И мы солдаты...

— Сами навидались, — вздохнула мать.

— Оставайтесь, и мне не скучно будет, — обрадовалась старуха.

Уже целую неделю жили Шалфеевы на хуторе Вишенки. Мать взялась помогать старухе по домашнему хозяйству. Для Иры тоже нашлось дело. Валя пасла единственную, но очень вредную старухину козу. Как-то бабка сказала:

— Надо бы парнишку приспособить к старосте. Мирон живет только вдвоем с женой. Может, им помощник нужен? Только уж ты сними с фуражки звезду.

— Не хочу быть батраком, — возмутился Араслан.

Мать посмотрела на сына глазами, полными слез. Только сейчас заметил мальчик, как изменилась она: глубокие складки прорезали лоб, под глазами морщинки. Араслану стало стыдно.

— Мы с отцом никогда не думали вырастить батрака. Но что поделаешь? Как нам быть? Сам решай, Араслан. Я тебя не неволю, — сказала мать.

…Староста Мирон радушно встретил бабку, даже в дом позвал. Араслан спрятался за спину старухи.

Волосы у старосты длинные. На вид совсем молодой. Глаза острые, быстрые. Толстые, мокрые губы растягиваются недоброй ухмылкой.

— Сирота. Из переселенцев, — начала было старуха.

Араслан не выдержал:

— Не сирота я!

— Конечно, мать есть. Но как же ей одной прокормить, одеть вас?

— Смел, видать, мальчишка! — подошел к Араслану Мирон. — Отец есть? Где он? Коммунист?

— Откуда им, несмышленышам, знать, где отец? Бросил он их. Коммунист или… — затараторила было старуха, но хозяин осадил ее:

— Тебя не спрашивают. Пусть сам отвечает.

Араслан понял, к кому он попал. Эх, был бы постарше, показал бы он, что такое бокс. Узнал бы тогда староста, кто такие коммунисты!

— Отца нет, — тихо, первый раз в жизни соврал Араслан.

Старуха одобрительно посмотрела в его сторону: осталась довольна ответом.

— Надо пасти коров, — сказал староста. — Пока у меня их шесть. Но будет больше. Вчера вон такой же бродяга, как ты, привел ко мне еще одну корову.

Араслан обиделся было за «бродягу», но вовремя сдержался.

— А ну пошли! — приказал Мирон.

Араслан вслед за старостой вышел во двор. Довольная старуха поклонилась старосте в пояс и побрела домой.

— Звать-то как? — буркнул Мирон.

— Араслан.

— Что-о?

— Араслан.

— A-а! По-моему, хоть черт! — загоготал староста. Он открыл дверь сарая, вывел корову.

— Веди ее в лес, на поляну. Там еще один пастух с моими коровами.

— Хас! Ну, пошла, ленивица! — Староста ударил корову палкой по спине. Корова остановилась и ни с места, не идет, и все тут.

— А ты что стоишь столбом? — набросился староста на Араслана. — Не выйдет из тебя пастуха! А ну, пошли! — Он еще раз хлестнул корову палкой.

Корова подпрыгнула, больно наступила на ногу мальчика. Будто кипятком обожгло ступню.

— Хас! Хас! — кричал староста, подгоняя корову.

Вот и лес. Он совсем рядом. Между редкими деревьями показалась полянка.

— Мишка! — заорал Мирон. — Принимай помощника!

Мирон остался на опушке леса. Корова поплелась к стаду, а Араслан бросился к другу:

— Мишка! Как же ты здесь очутился?

Мишка чуть не плакал от радости, рассказывал:

— Побежал вас искать, заблудился, долго ходил по лесу, пока сюда не попал. По дороге корову нашел — небось от стада отбилась. Вот с ней и попал к старосте.

…Мирон равнодушно посмотрел на мальчиков, потом, не оборачиваясь, зашагал в сторону хутора. «Та-а-ак!» — промолвил он глубокомысленно и, не заходя домой, направился к бабке.

— Значит, беженцы, — говорил он, многозначительно поглядывая на мать. — Знаем, знаем, много вас таких сейчас по дорогам шастает. Ну, что, живите пока, погляжу, как будете вести себя. — Он пронзительно взглянул на Иру: — А дочка — красавица. Сколько же тебе лет? Семнадцать-восемнадцать? Кстати, наш поп ищет девушек для церковного хора. Хочешь, поговорю с ним?

— Мне туда ни к чему, — отрезала Ира. Она хотела сказать, что комсомолка, но вовремя сдержалась.

— Ты что, думаешь, немцы закроют церковь? Как бы не так! Посмотрим, сама к нам прибежишь. У нас и еда, и денег во! Только будь умной, а то пеняй на себя.

Он сердито хлопнул дверью и ушел.

…В сумерках вернулся Араслан.

— Мам, на хуторе не сегодня-завтра немцы! Бежать надо отсюда. Староста — ненадежный человек, — выпалил он на пороге.

— Да не зверь он! Сердитый только, — сказала старуха.

— Эх, бабуся! Мы по дороге чего только не навидались, — горестно вздохнула мать. — Немцы с самолетов свинцом поливали безвинных людей — стариков, женщин, детей. Бомбами уничтожали, жгли. Никого не жалели…