Григорий Луч - И мы солдаты...

— Врешь! — не поверил Палля. Есть у него такая привычка: никогда никому не поверит сразу.

— Я вру? Давай поспорим!

— На что?

— На щелчки. Если я вру, то ты мне дашь пять щелчков, а если нет — я тебе.

— Давай! — согласился сгоряча Палля.

— Вот не верит, — обиделся Петрусь. — Может, человек на старости лет ума набрался…

Все засмеялись. Но все-таки новость, принесенная Петрусем, была такой удивительной, что мальчики не выдержали — побежали к дому деда Ехрема.

Дед Ехрем с дядей Трахвином обтесывали во дворе жердь. Ребята сразу поняли: для антенны.

— Давай, Палля, подставляй лоб! — крикнул Петрусь. Но Палля все еще не сдавался.

— Из-за жерди, что ли, лоб подставлять? Может, это под хмель? — буркнул в ответ, а сам на всякий случай отошел от Петруся подальше.

— Дед Ехрем, ведь правда, что вы купили телевизор, а он не верит.

— Купил. Не видите — антенну ставим, — буркнул дед, внимательно посмотрел на мальчишек из-под колючих бровей.

— Давай, Палля, получай щелчки! Получай! — загалдели ребята.

Палля расставил ноги пошире и снял с головы кепку. Часто моргая, уставился на Петруся. Петрусь прицелился и щелкнул изо всех сил. После пяти щелчков лоб Палли заметно покраснел. Но он нисколько не обиделся — только мотнул головой и засмеялся.

— Кто залезет на сарай? — спросил дед Ехрем.

— Я!

— Я!!

— Кончай спор, — закричал кто-то. — Давайте померимся на палке! Кому выйдет, тот и залезет.

Ребята взяли палку и начали перебирать руками. Вот и конец близок, сердца мальчишек тревожно забились.

— Ура! — закричал Палля. — Мне вышло! — И полез на сарай, даже позабыв бросить палку.

Антенну подняли, закрепили. Просверлили в стене дыру для кабеля и протянули его в избу.

И вот телевизор заработал. Ребята затаили дыхание.

Дед Ехрем в сторонке довольно поглаживал бороду.

— Дорого, поди, стоит, дедушка? — спросил Палля.

— Больше двухсот рублей.

— Столько денег!.. — ахнули ребята.

— Долго копил, — хитро подмигнул дед. — Трахвин помог. Взаймы дал.

Дядя Трахвин старательно закивал головой.

В дверь постучали.

— Заходите, заходите, — сказал дед, не двигаясь с места.

На пороге появилась тетя Праски. Не раздеваясь, прошла вперед и уселась перед самым телевизором.

— Может, кашу сварить? — спросила она, посидев с минуту молча.

— Можно, — согласился дед.

Тетя Праски прошла к печке, налила в котел воды и разожгла огонь.

Когда совсем стемнело, пришли еще двое мужчин и молодая женщина в завязанном по самый нос платке и тихо зашептались с дедом.

— Пускай сидят, не мешают. Может, понравится им. И нам хорошо, если привяжутся, — сквозь зубы процедил Ехрем.

Потом на столе появилась большая миска каши. Белое облачко пара поднималось, клубясь, над миской. Вкусно запахло топленым маслом. Ребята почувствовали, что проголодались.

— Айдате, пошли, — сказал Петрусь, и все сразу поднялись.

— Куда спешите? Садитесь с нами. Каши много, всем хватит, — улыбнулся дед Ехрем, раскладывая по столу деревянные ложки.

Ребята остановились в нерешительности.

— Садитесь, садитесь, — ласково говорил дед и легко похлопал Петруся по спине.

Петрусь первым уселся за стол, за ним — остальные.

Смущение прошло быстро — ложки проворно потянулись к чашке.

После ужина дед Ехрем выключил телевизор и включил радиоприемник — избу заполнила тягучая, совсем незнакомая песня.

Лица у взрослых сразу посуровели. И вдруг они тоже запели. Мужчины басовито, женщины тоненько, жалостливо.

Петрусь посмотрел на деда Ехрема и испугался. Глаза у него стали как у сумасшедшего. Голова безвольно свесилась набок. Уж не припадок ли какой?

— Дедушка, что с вами? — закричал он.

Дед Ехрем будто не слышал.

— Молятся, — шепнул Палля.

Ребятишки испуганно попятились к двери.

Дед Ехрем выпрямился.

— Как хорошо! Будто заново родился. Великое дело — молитва! От нее на душе становится легче. Счастлив, кто молится… Вы не спешите, детки, скоро телевизор включим, — с удовольствием потянулся он и улыбнулся.

Ребята подавленно молчали. Потом, кое-как распрощавшись, гурьбой высыпали на улицу.

— Неужели дед Ехрем говорит правду? — сказал Петрусь.

— Это ты о чем?

— Ну, про молитву-то…

— Не знаю, — пожал плечами Палля. — Но я больше не пойду к нему. Что-то не нравится он мне.

— Бабушка, я пришел. Зачем звала? — еле-еле отдышался Петрусь. Во весь дух мчался он от своего дома к бабушке.