Ким Ёнха - Никто не узнает…

Ко мне идёт моя красавица. Как же она прекрасна! Почему я раньше не обращал на это внимания? Я удивляюсь самому себе. Невольно подношу руку к переносице, чтобы поправить очки и разглядеть её лучше, забыв, что очков на мне нет. Я и без очков прекрасно вижу, и меня это радует. Такое ощущение, что я вернулся в детство, когда у меня было хорошее зрение, будто вдруг получил в подарок полноценные глаза. Стая голубей, мощно взмахивая крыльями, пролетает между нами. Несколько перьев кружат в воздухе и опускаются на асфальт. Я чувствую, как с силой сокращаются грудные мышцы птиц. Голуби садятся на крышу старинного четырёхэтажного здания погреться на солнышке.

А она, не обращая внимания на птиц, впечатывает каблучки в асфальт — «тук-тук-тук…» — как какая-нибудь бухгалтерша, спешащая на работу. Я наблюдаю за ней. Из ресторанчика, в котором готовят кебаб, пахнет бараниной и горелым маслом. Она идёт по мощённому булыжником тротуару, от этого стук её каблучков сбивается: «тук-тук-тука-тук…». Даже не глядя по сторонам, она понимает, что проходит мимо кондитерской, откуда доносится соблазнительный запах. В открытую дверь кондитерской входят две седоволосые женщины с сумками для продуктов. Она подходит к магазину сувениров и замедляет шаг. Магазин называется «Куб». На стекле витрины написано: «На память о встречах с любимыми», а за стеклом стоят акриловые кубы с чёрно-белыми фотографиями внутри. Вернее, это не чёрно-белые фотографии, а монохромные, что-то среднее между сепией и серым цветом, как цвет неба, когда солнце вот-вот сядет и уступит место темноте. Я когда-то видел такие же сувениры, их продавали с маленькими золотыми королевскими коронами династии Силла внутри. Такой куб хорошо использовать в качестве пресс-папье или просто поставить на телевизор как украшение. Я перевожу взгляд с моей девушки на кубы в витрине и обратно. На фотографиях в кубах все смеются. Абсолютно все. Словно участвуют в чемпионате по улыбкам. Такое впечатление, что люди с фотографий: молодые люди, девушки, семейства, компании друзей — все родились с улыбками на лицах. Я стараюсь взглянуть на эти кубы оптимистичнее, но вижу в таких сувенирах только что-то неприятное. Все люди на фотографиях в кубах кажутся мертвецами, от которых остались на этом свете лишь их улыбки. Мне неприятно, что девушка задержалась у этой витрины.

Она двинулась дальше, перешла площадь, повернула налево и спустилась к реке Неккар. Я хорошо знаю, куда она пойдёт. Она направляется к маленькой гостинице на берегу. Мы не раз снимали номер в этой старинной гостинице без лифта, построенной в восемнадцатом веке. Иногда нам везло и мы получали номер с видом на реку, иногда, что хуже, с окнами на шумную улицу, где допоздна галдели туристы. Но нам нравилась эта гостиница и было всё равно, в каком номере останавливаться. Каждый раз мы проходили мимо маленькой тёмной кухни гостиничного ресторана, из которой чем-то тошнотворно воняло, поднимались по узкой крутой лестнице, на которой лежала маленькая собачонка, хоть и вилявшая нам хвостом, но даже не поднимавшая морды при нашем появлении. По обе стороны коридора с белыми стенами располагались номера. Хозяйка гостиницы с прокуренным голосом давно должна была запомнить нас, но всякий раз встречала с одинаковым равнодушием и нелюбезностью.

Девушка останавливается у старого моста. Она не сразу идёт в гостиницу, а некоторое время нерешительно стоит, грызёт ногти и разглядывает старинную сторожевую башню в начале моста с небольшим магазинчиком, хозяин которого турок. Потом она решительно шагает вперёд, проходит через арку башни, поднимается по булыжникам моста, минуя весело фотографирующихся под объяснения гида японских туристов. На мосту она останавливается и, оперевшись на перила, смотрит на воду. Река тиха и молчалива. Течение воды можно увидеть только присмотревшись. Водная гладь кажется искусственной, а река — сделанной просто для украшения этого красивого города. Между буями проплывает маленькая лодочка, рисуя на воде рябь в виде равнобедренного треугольника.

Она всегда курит только «Голуаз». Речной ветерок срывает с её губ дым и уносит высоко в небо, словно только и ждёт, когда она закурит. Дым поднимается высоко, даже выше того места, где я сейчас нахожусь, туда, где образуются облака, чтобы пролиться на землю дождём. Дым, который она выдыхает, ядовит, но мне так хочется втянуть его. К сожалению, эта роскошь доступна только живым существам, обладающим лёгкими с густой сетью капилляров. Её ядовитое дыхание пролетает мимо, так как у меня нет лёгких. Я хочу их иметь, как никогда, чтобы наполнить их воздухом до отказа. Отчего же я раньше не понимал, как здорово иметь лёгкие? Мы, люди, сделаны из плоти, мы пьём воду, дышим и этим живём. Вода, попадающая в горло, в основном выходит через мочеиспускательные каналы, но воздух возвращается туда, откуда пришёл. Человеческое тело с одной стороны — труба, с другой — сосуд. С помощью лёгких мы говорим, поём, материмся и иногда тяжело вздыхаем.