Николай Лохматов - Булатов курган

В кабинет вошла уже немолодая женщина с гладко причесанными белокурыми волосами.

— Принесите, Вера Георгиевна, пожалуйста, чаю, и позвоните Алешину. Он сейчас в отделе. Пусть зайдет.

Филин склонился над картой района и долго разглядывал извилистые линии, кружочки, кубики, обозначающие реки, леса, вырубки, селения, поля.

— Ваш колхоз, кажется, расположен в пойме Оки? — Филин оторвал взгляд от карты, выпрямился.

Варвара согласно кивнула головой.

— Бывал я там. Благодатные места…

Филин вышел из-за стола, несколько раз по диагонали пересек просторный кабинет, молчаливо смотря себе под ноги. Крутой лоб его морщился. Он словно о чем-то старался вспомнить.

С подносом в руках вошла Вера Георгиевна. Она поставила на круглый столик чай, печенье и бутерброды с колбасой.

— Садитесь, Варвара Сергеевна. Пока ждали, успели проголодаться?

— Я приехала со своими запасами.

— Значит, ожидали такого приема, терпением запаслись? — усмехнулся Филин.

Чай обжигал губы. Варвара пила маленькими глотками, украдкой поглядывала на секретаря. Филин пил чай вприкуску, откалывая сахар маленькими никелированными щипчиками. Попутно он интересовался, часто ли бывает в колхозе Строев, какие виды на урожаи, как живут люди?.. Зачем она приехала в обком, не спрашивал. Варвара поняла, что большой разговор начнется потом, после чая.

Когда чаепитие было окончено, в кабинет зашел невысокий, узкоплечий человек. Рябоватое лицо его с небольшим прямым носом и приветливыми серыми глазами Варваре показалось знакомым.

— Знакомьтесь, Павел Степанович, — указал на гостью секретарь. — Звеньевая колхоза «Волна» Варвара Сергеевна Кравцова.

Алешин крепко пожал ей руку. Его серые глаза ожили, заулыбались.

— Много слышал о вашем колхозе. Только побывать в нем не довелось.

«Это наш новый секретарь райкома, — догадалась Варвара. — Знать, учебу кончил!»

— Только я-то приехала с плохими вестями, — не выдержала она. — Когда у нас перестанут начальству очки втирать?

— А точнее? — спросил Алешин.

— Мы по сводкам вроде хорошие. Раньше всех с планами управляемся. А на самом деле хуже не может быть.

— Может, вы слишком много требуете?

— А зачем же мало? Мы все силы вкладываем. Значит, и требовать вправе. Надоело в батраках ходить.

— Это как же понимать, Варвара Сергеевна? — Филин налег грудью на стол.

Тишина в кабинете располагала к спокойному разговору. А она уже не могла сдержаться.

— Это так надо понимать, товарищ секретарь! Вот живет человек, трудится, а разум твой во внимание не принимается. Руки — это да! Они для работы и для голосования еще нужны. А у нас считают, что четыре-пять умов на район достаточно.

— Кто это считает? — неодобрительно спросил Филин.

— Наш секретарь Строев.

— Так и сказал, что ваш разум не нужен?

— Слов не говорил, а действия такие. Ни разу не спросил: что вы думаете? Как хотите посеять? Какой севооборот лучше? А что нам делать, если разум накопился у всех? Столько лет Советской власти! Все до единого учились. Газета в каждом доме, книги. И дело одно. Твое дело, с которым и родился и живешь. Как же можно по-батрацки жить? Никто не согласится с этим.

Алешин взглянул на секретаря обкома. Глаза его стали задумчивыми, даже грустными.

Варвара подробно рассказала о делах в колхозе, о том, как Земнов отказался распахивать клевер, как настоял на создании севооборотов, как посеял свеклу…

— Пора нам самим распоряжаться своей землей, — доказывала она. — А мы ждем, что нам прикажут сеять. Разве мы не знаем, что лучше на том или другом поле растет?

Секретарь положил на руки голову, задумался. А Варвара говорила и говорила. Она жаловалась, что Строев верит только постановлениям сверху. Бумажка есть? Выполняйте. Инициативу колхозников глушит. Приучает их к мелкой опеке, к боязни самостоятельно, без указания района пошевелить мозгами. И не поэтому ли не только в «Волне», но и в других колхозах все делается с оглядкой. Председатели из руководителей превратились в безголосых исполнителей, которые без знака свыше не посмеют пошевелить пальцем.

Разговор затянулся. Варвара горячилась. В оценках методов работы Строева и Горбылева была сурова, неуступчива.

Филин прищуренными глазами посмотрел на Алешина.

— Район сложный. Придется вам, Павел Степанович, во всем хорошенько разобраться самому.

Большие кабинетные часы начали отбивать полночь. Секретарь обкома прошел к двери, вызвал помощника.