— Мне так жаль тебя, Индиана. Знаю, ты страдаешь, но скоро сама убедишься, как тебе повезло. Ты достойна гораздо лучшего мужчины, чем Алан Келлер, — проговорила Кэрол.
Голос у нее был прерывистый, ломкий, она говорила шепотом, с судорожными придыханиями, будто ей не хватает воздуха или мешаются мысли: голос глупой блондинки из старого кино в теле балканской крестьянки, как описал это Алан Келлер, увидав ее один-единственный раз, когда все трое встретились в кафе «Россини». Индиане приходилось делать усилие, чтобы разобрать слова; она вслушивалась с плохо скрываемым раздражением — но, вероятно, такая манера говорить связана с болезнью, возможно, у Кэрол повреждены голосовые связки.
— Поверь, Индиана, Келлер не подходит тебе.
— Ах, Кэрол, когда любишь, не думаешь, подходит тебе человек или нет. Мы с Аланом встречались четыре года и были счастливы, по крайней мере, мне так казалось.
— Четыре года — долгий срок. Когда вы думали пожениться?
— Мы об этом не говорили.
— Вот странно! Вы оба свободны.
— Некуда было спешить. Я думала подождать, пока Аманда уедет в университет.
— Почему? Аманда с ним не ладила?
— Аманда не ладит ни с кем из тех, кто встречается со мной или с ее отцом, — она ревнует.
— Не плачь, Индиана. Скоро у твоей двери выстроится очередь претендентов, надеюсь, на этот раз ты будешь разборчивее. Келлер остался в прошлом, он как будто умер, не вспоминай о нем больше. Взгляни, я принесла подарок для Аманды — нравится?
Кэрол поставила корзинку на стол и подняла тряпицу, которая лежала сверху. Внутри, в гнездышке из шерстяного шарфа, спал крохотный зверек.
— Это кошечка, — сказала она.
— Кэрол! — воскликнула Индиана.
— Ты говорила, что дочка хочет котенка…
— Какой чудесный подарок! Аманда будет счастлива.
— Она ничего мне не стоила, мне ее дали в Обществе защиты животных. Ей шесть недель, она здорова, привита. Не доставляет никаких неудобств. Можно, я сама подарю ее твоей дочери? Мне бы хотелось с ней познакомиться.
Вторник, 31 января
Старший инспектор сидел у себя в кабинете в эргономическом кресле нелепой конструкции, которое подчиненные додумались подарить на пятнадцатую годовщину его работы в департаменте полиции, закинув ноги на стол и заложив руки за голову. Петра Хорр, как всегда, ворвалась без зова, с бумажным пакетом и стаканчиком кофе. До того как лучше узнать ее, Боб Мартин думал, что такое звучное имя не подходит хрупкой дамочке инфантильного облика, но потом поменял мнение. Петре исполнилось тридцать лет, она была маленькая, худенькая, веснушчатая; личико в форме сердечка, широкий лоб, острый подбородок; волосы, коротко стриженные, торчат торчком, смазанные гелем и выкрашенные в черный цвет у корней, в оранжевый — посередине, а на концах — в ярко-желтый, вроде шапочки из лисьего меха. Издали ее можно было принять за девочку, и вблизи тоже, но стоило Петре открыть рот, как впечатление хрупкости улетучивалось. Она поставила пакет на стол и протянула Мартину стаканчик:
— Сколько часов, шеф, у вас не было ни крошки во рту? Дождетесь гипогликемии. Бутерброд с экологически чистой курятиной на цельнозерновом хлебе. Здоровая пища. Ешьте.
— Я думаю.
— Ну и новость! О ком?
— О деле психиатра.
— То есть об Айани, — театрально вздохнула Петра. — И раз уж вы о ней упомянули, шеф, докладываю: к вам посетитель.
— Она? — вскинулся инспектор, снимая ноги со стола и поправляя рубашку.
— Нет. Молодой человек весьма приятной наружности. Слуга Эштонов.
— Галанг. Приведи его.
— Нет. Сначала поешьте, жиголо подождет.
— Жиголо? — переспросил инспектор, впиваясь зубами в бутерброд.
— Ой, шеф, какой вы наивный! — воскликнула Петра, выходя.
Через десять минут Галанг уже сидел перед инспектором, по ту сторону письменного стола. Боб Мартин допрашивал его пару раз в доме Эштонов, где молодой филиппинец, одетый скромно, в черные брюки и белую рубашку с длинным рукавом, хранящий непроницаемую мину и ступающий бесшумно, по-кошачьи, казался незаметным. Однако же парня, который явился в департамент полиции, не заметить было трудно: стройный, атлетического сложения, с черными волосами, завязанными на затылке в короткий хвост, наподобие косички тореро; руки ухоженные, на губах то и дело мелькает белозубая улыбка. Галанг снял плащ цвета морской волны, и, увидев классическую подкладку в черно-бежевую клетку, Боб Мартин узнал фирму «Burberry»: к таким вещам ему, с его заработком, не подступиться. Интересно, подумал инспектор, сколько зарабатывает Галанг — или кто-то покупает ему одежду? Элегантный, экзотически красивый, он мог бы сняться для рекламы мужского одеколона с чувственным, таинственным ароматом; Петра, однако, внесла бы поправку: для подобной цели он снимался бы голым и небритым.
Читать дальше