Исабель Альенде - Игра в «Потрошителя»

Если ты поднимешь голову, увидишь своего солдата. Он — та куча на полу, которую я подсвечиваю фонариком. Собака упала дальше, у самой лестницы, ты отсюда не увидишь ее; электрический разряд оказался смертельным, тайзер в один миг покончил с этим жутким зверем. Солдата почти не видно, он одет в черное. Ты можешь его различить? Не важно, он уже не помешает нашей любви. Она трагична, Индиана, а могла бы быть сказочной, если бы ты на нее ответила. За эту неделю, проведенную вместе, мы узнали друг друга не хуже, чем старая супружеская пара. Я дал тебе возможность полностью выслушать мою историю; знаю, ты меня понимаешь: я должен был отомстить за ребенка Антона Фаркаша и за подростка Ли Гэлеспи. Это был мой долг, моральный долг, совершенно необходимый.

Ты знаешь, что уже три недели у меня не болит голова? Можно сказать, что твое лечение в конце концов принесло свои плоды, но есть и другой фактор, который нельзя сбрасывать со счетов: я освободился от бремени мести. Эту ответственность я пронес через годы, представь себе, как это повредило моей нервной системе. Эта ужасная мигрень, которую ты знаешь, как никто, началась, когда я стал планировать свою миссию. Казни приводили меня в восторг, я чувствовал облегчение, эйфорию, у меня вырастали крылья, но через несколько часов начиналась мигрень, и я думал, что эта боль меня доконает. Полагаю, теперь, покончив со всеми, я излечился.

Признаюсь, я не ожидал гостей так скоро — Аманда умнее, чем я считал. Меня не удивляет, что солдат пришел один: он думал, что с легкостью одолеет меня, и хотел отличиться, выручая даму из беды. Когда сюда явится твой бывший муж со стадом бездарностей, я буду уже далеко. Они по-прежнему будут искать Антона Фаркаша, но в какой-то момент Аманда догадается, что Волк — это Гэри Брунсвик. Она наблюдательная: опознала Кэрол Андеруотер по фотографии того времени, когда я был Ли Гэлеспи; думаю, она не выбросит из головы эти фотографии, в конце концов сложит два и два и поймет, что Кэрол Андеруотер — то же, что Гэри Брунсвик, приятель, с которым она играла в шахматы по Интернету.

Повторяю тебе, Инди, то, что говорил вчера: исполнив свою миссию, восстановив справедливость, я рассказал бы тебе всю правду, объяснил бы, что твоя подруга Кэрол и твой самый преданный клиент Гэри Брунсвик — одно лицо; что имя, данное ему при рождении, — Антон Фаркаш и что в любом образе, мужском или женском, будь то Андеруотер, Фаркаш, Гэлеспи или Брунсвик, я любил бы тебя одинаково сильно, если бы ты позволила. Я мечтал поехать с тобой в Коста-Рику. Это гостеприимный край, теплый и мирный, мы были бы там счастливы, могли бы купить маленькую гостиницу на побережье и жить за счет туризма. Я предложил тебе больше любви, чем все мужчины, какие были у тебя за твои тридцать три года. Вот это да! Я только что сообразил, что ты — в возрасте Иисуса Христа. Я не думал об этом — так получилось случайно. Почему ты отвергла меня, Инди? Ты заставила меня страдать, унизила меня. Я хотел быть мужчиной твоей жизни, но должен был смириться с тем, что принесу тебе смерть.

Осталось недолго до полуночи, когда закончатся твои мучения, Инди: всего две минуты. Эта смерть должна быть медленной, но, поскольку нам некогда ждать, мы спешим, я помогу тебе умереть, хотя ты знаешь, как мне дурно от вида крови. Никто не скажет, будто я — кровавый убийца. Я бы хотел избавить тебя от этих двух минут, но луна определяет точное время казни. Это произойдет быстро, выстрел в сердце, я не собираюсь втыкать тебе под ребра копье, как делали римляне, когда осужденный никак не хотел умирать на кресте…

_____

Райан Миллер вернулся к жизни, почувствовав, как Аттила лижет ему лицо. Пес получил разряд тайзера, спустившись с последней ступеньки лестницы, возле которой его поджидал Брунсвик. Пару минут он был без сознания, еще пару минут совершенно парализован, еще какое-то время понадобилось ему, чтобы с трудом подняться, сбросить с себя оцепенение, вызванное ударом тока, и вспомнить, где он находится. Тогда сработал самый важный для собаки инстинкт: преданность хозяину. Очки остались лежать на полу, но нюх привел его к поверженному другу. Миллер почувствовал, как Аттила толкает его головой, пытаясь пробудить к жизни, и открыл глаза: все расплывалось перед ним, но в памяти осталось последнее, что он видел перед тем, как упасть: Индиана, распятая на кресте.

Вот уже пять лет с тех пор, как он вернулся с войны, Миллер не испытывал потребности прибегать к той необычайной внутренней силе, которая позволила ему стать «морским котиком». Самая мощная мышца — сердце, он это усвоил в ту адскую неделю тренировок. Страха не было, только ясное осознание происходящего. Рана на голове — поверхностная, иначе я бы уже умер, подумал он, но вот попадание в грудь — серьезное. Тут никакой турникет не поможет, я, похоже, спекся. Он отрешился от боли, от крови, текущей из раны, сбросил с себя невыносимую слабость, зовущую отдохнуть, отдаться неге, как некогда в объятиях Индианы после любви. «Погоди немного», — сказал он смерти, отстраняя ее. Подталкиваемый собакой, приподнялся на локтях, стал шарить в поисках пистолета, но не мог его найти: наверное, выронил, когда падал; ладно, времени нет. Рукавом отер кровь со лба и в пятнадцати метрах от себя увидел сцену Голгофы, которая уже и так запечатлелась на сетчатке. У креста стоял человек, которого Миллер не знал.