Екатерина Шереметьева - С грядущим заодно

Она все смеялась и сказала:

— Знаю: против Толчака и за партизан. А партизаны — отчаянно смелые и такие уверенные, — и думала: «Угадать бы, где Леша?» — И такие спокойные.

Сережа тоже думает, что здесь главное — партизаны. Сегодня в анатомке почти не работали, рассматривали карту, отмечали красным карандашом партизанские районы. Вся карта покрылась красными пятнами. Где Леша? Опять сегодня прислушивалась: чуть хлопнет дверь или прошаркает гишпанец — не Наташа ли за ней? Еще глупее вглядываться в каждого высокого офицера, как будто «поручик Турунов» может явиться в город, где знают о его гибели. Сказала Сереже:

— Примета есть: наступить на горящий окурок, неизвестно кем брошенный, и загадать желание… Глупо немыслимо, а я даже на другую сторону перебегаю, если огонек…

— Я — вроде вас. Флаг бело-зеленый на губернаторском доме заметно линяет. Не видели? Все жду, когда совсем… В общем-то, надо что-то придумать. Дуся ревет каждый день: хотя официального запрета нет, передачи совсем не принимают. Родственники — к ним: почему? Перевели куда, или замучили, или казнили? А что может жалкий Красный Крест? Плюет на него контрразведка.

Надо ложиться. Поздно. А завтра рано… Не в пять часов, а все-таки… Надоело расчесывать каждый вечер, а стричь жалко. Иногда будто ничего я, а иногда — ужас! Нос вздорный, как у мамы. Занялась ерундой… Руки у него темные, большие, а пальцы длинные и музыкальные.

«Хотел бы в единое слово я слить мою грусть и печаль…»

Как давно не пела, странно звучит голос. Хочется музыки. Как глупо, что не училась. Тетю Маришу огорчала… Хорошо было думать и засыпать, когда она играла… Леша, Леша, Леша. Идти бы с ним, как в то утро, без конца. «Век бы на него глядела. Всю бы жизнь отдала», — как верно сказала Настя. Даже думать о нем… «Вдруг еще приеду, посватаюсь». А он думает? Может, в бою сейчас? Может, ранен? Быть бы рядом. Ладонь широкая, как у папы, еле охватишь. И колючая щека… Кому рассказать?.. Почему-то кажется, что он правда под Карачинском.

«Хотел бы в единое слово…»

Вздрогнула, хотя постучали тихо. Кто может быть так поздно? А вдруг… Что случилось?

Сережа, возбужденный, запыхавшийся, запер дверь ключом.

— Мы решили начать с Крутилиных.

— Что — с Крутилиных?

— У вас завтра урок с девицами!

— Ну? Так что?

— Завтра папахен у Зеленецкого дуется в карты, ergo, девицы дома одни. Когда будете уходить — мы ворвемся: «руки вверх», потребуем деньги, драгоценности — все.

Она молчала. Сережа взмахнул треухом:

— Сами говорите: главное сейчас партизаны. А для них нужны деньги. У них не хватает оружия, продовольствия, медикаментов, люди разуты, раздеты — вам известно?

— Известно. — И все-таки что-то в ней восставало.

— Не понимаю! Люди — в тюрьмах, жизнью жертвуют, а вы!.. Ничуть не рискуете, останетесь в сторонке. Чего бойтесь?

— Ничего не боюсь. По-моему, нехорошо…

— Что такое «нехорошо»? А убивать хорошо?

— То на войне.

— Сейчас везде война. Сидеть сложа руки — предательство.

— Что я должна сделать?

— Завтра после анатомии сговоримся.

Мысли дергаются, как люди в кинематографе, голова трещит, и уши будто ошпарены. Экспроприация? Простое воровство!

— Мистер Джобин — о, он такой остроумный! — говорит, что, даже подавая нищему, считает будущие проценты в раю…

Тетя Мариша считала бы — грех. Или опять старый ключ?

— Это общество помощи голодающим, конечно, коммерческое предприятие.

Машинально поправила:

— Sans doute. [15] Конечно (франц.). — И подумала машинально: «Произношение у нее выправилось… А Наташа? Что бы сказала Наташа?»

— Они приехали знакомиться с Сибирью и вести переговоры с правительством.

А папа? Не знаю, но он бы не стал… Неблагородно…

— Он такой оригинальный! Первое слово выучил по-русски: золото.

— Гогочет твой Джобин — стены дрожат. А духами обливается, как проститутка.

Грубая Люда. А сегодня кислая, злая. Ворвутся трое, в полумасках, прикажут: «Руки вверх! Деньги и ценности!» Нет, недостойно, безобразная авантюра… Интеллигентское чистоплюйство?

— Американцы к нам так прекрасно относятся, так сочувствуют, хотят помочь…

Тася бойко болтает, вполне достаточно для них.

— А японцы, Джобин говорит, шакалы…

Америка и Япония вцепились в Приморье и стерегут друг друга, каждый хочет хапнуть побольше, сказал Станислав Маркович. Ох, что же, что же? Леша! Леша ни за что бы… Раиса Николаевна обругала бы: авантюра, анархизм. Нельзя! Раздуют и в газетах: большевики — грабители, уголовники… Отменить, бежать сейчас же…