Александр Кулешов - Белый ветер

— Ну я обязательно выясню! — в голосе Томина звучало скрытое нетерпение. — Лыжи мне очень нужны. Не хотим мы никому первое место отдавать!

Русанов и Левашов вышли из столовой вместе.

Они неторопливо шагали по асфальтовой, чисто подметенной аллее. Снег лежал круглыми валами, он придавил ели, белыми шлейфами улегся на ветвях лип. И все же было в воздухе, в небе, в этом сверкающем снеге что-то неуловимое, что говорило о близости весны. То ли не так уж был плотен снег под ногами, то ли доносил ветер еще неясный и все же ощутимый запах приближающегося тепла…

Левашов чувствовал весну в ином. Все острее, все щемящей становилась тоска по Наташе. Порой душевная боль заслоняла другие дела, радости и неприятности, открытия и неожиданности, которыми была сейчас наполнена жизнь Левашова. Почему она не пишет? — задавал он себе вопрос. Как найти ее? Может, отпроситься на два-три дня, слетать? Или поручить розыск немногим девчатам и ребятам из ее института, чьи адреса он сохранил? Но какое-то непонятное чувство удерживало его. То ли стеснялся он признаться кому-то в том, что Наташа забыла о нем, предвидел обидные вопросы, еще более тягостное сочувствие, то ли боялся, что Наташа не простит ему вмешательства чужих людей в их отношения…

Он схитрил: сообщил и домой, и в институт, и друзьям, тем, что еще учились или, окончив, остались служить в училище, — словом, всем, кто так или иначе мог соприкоснуться с Наташей, свой новый адрес. А сам продолжал посылать становившиеся все более короткими письма, порой телеграммы — он уже не верил, что она получает их, хотя отправлял заказными и даже с уведомлением о вручении. Однако обратно они не возвращались. Его письма были сигналами SOS, которые улетают в безбрежный эфир, а Доходят ли они до адресатов, посылающий не знает.

В конце концов он не выдержал. И под каким-то предлогом взял трехдневный отпуск. Два дня ушло на дорогу, день он провел в беготне от Наташиного института к домам ее подруг. Выяснилось, что, успешно сдав экзамены, Наташа получила свободный диплом и уехала в Москву. Одна из ее подруг сказала, что на прощальном институтском вечере Наташа неожиданно выступила в концерте самодеятельности. Она поразила всех своим голосом. И вот якобы, так во всяком случае говорили, случайно оказавшийся среди зрителей преподаватель музыкального училища из Москвы пригласил ее в свое учебное заведение. Наташа долго колебалась, но потом решилась и уехала в столицу. Она никому не пишет, и поступила ли она в училище и, вообще, в Москве ли она — никто толком не знает.

Удрученный Левашов вернулся в городок.

Где сейчас Наташа? Поразительно, но он не испытывал ревности, он просто не допускал мысли, что она забыла его. Возможно, она в беде, в обиде на него за что-нибудь, но не с кем-то другим! Это исключалось. И он без конца искал причины Наташиного молчания.

— …А вот тонкости нет! — дошли наконец до его сознания слова Русанова. — И парень вроде хороший, старательный.

Левашов очнулся, растерянно посмотрел на Русанова.

— Я о Томине говорю: нет в нем душевной тонкости, — повторил замкомроты. — Вот смотри, интересную же штуку его гвардейцы задумали, можно сказать, поход по местам боевой славы решили провести. Заочный такой поход. А он со своими лыжами носится. Ну, я понимаю, мастер спорта, для него победа в соревновании — дело престижа. Так ведь нельзя же дальше собственного носа не видеть…

И тогда Левашов неожиданно поделился со старшим лейтенантом своими мыслями о недавнем инциденте с Томиным.

— Так как же быть, не могу же я извиняться? А капитан настаивает, — закончил он свой рассказ.

— Как не можешь? — Русанов удивленно посмотрел на него. — Почему не можешь? Ведь капитан-то прав. Ну представь, возьмет он сам и отстегает тебя перед всей ротой, пусть даже и за дело. Каково тебе будет? Понравится?

— А что я особенного сказал?..

— Слушай, Левашов, — Русанов обнял его за плечи, — ну чего ты дурака валяешь? Ты же умный малый. Неужели не учили тебя в училище, что нельзя ронять авторитет командира при подчиненных.

— Хорошо, — перешел в наступление Левашов. — А если я теперь перед всем взводом извиняться стану, мой авторитет разве не пострадает? Почему капитан об этом не подумал?

— Вот это другой разговор, — Русанов стал серьезным. — В этом доля истины есть. Только все опять же зависит от тебя, придумай, как деликатнее все сделать.

— Как же?

— Думай хорошенько, ты, в конце концов, замполит, не мне тебя учить…