Александр Кулешов - Белый ветер

О шефах Левашов вспоминал с особым волнением, точнее, об одном шефе, еще точнее, об одной… Как произносится «шеф» в женском роде?

Давняя дружба связывала военно-политическое училище с педагогическим и медицинским институтами. «Дружба, переходящая в любовь», — изрек однажды Цуриков. Действительно, не редки были случаи, когда, закончив училище, молодые офицеры женились на молодых врачах и педагогах и увозили их к месту своего назначения. Это следовало приветствовать. Гораздо хуже бывало, когда молодые офицеры увозили недоучившихся студенток.

Шефы часто выступали с концертами художественной самодеятельности, устраивали вечера отдыха, диспуты. Один из таких диспутов Левашов запомнил надолго: в нем кроме курсантов-старшекурсников участвовали студенты и студентки из пединститута с исторического, филологического факультетов и факультета иностранных языков. Диспут был посвящен теме «Что такое любовь», вопрос, на который молодежь всегда ищет ответ.

…Девушка сидела молча, пока другие выступали.

Диспут был горячий, спорящие приводили цитаты из классиков, читали наизусть стихотворения, ссылались на умные книги, включая энциклопедический словарь.

Девушка же сидела в углу и молчала. Она выглядела немного старомодной со своими толстыми русыми косами и неприметным платьем на фоне мини-юбок, брючных костюмов и длинных прямых волос своих подруг.

Левашов потому и приметил ее.

А когда спор, подобно любой другой бесплодной дискуссии, закончился ничем и все стали расходиться, получилось так, что девушка оказалась в одиночестве.

Тогда Левашов быстро догнал ее и зашагал рядом. Она удивленно посмотрела на него, потом усмехнулась, но продолжала идти молча, не убыстряя шага.

— Так и будем молчать всю дорогу? — заговорил Левашов.

Она пожала плечами.

— Меня зовут Юра, фамилия Левашов, на будущий год кончаю училище.

— Меня зовут Наташа, фамилия Руднова, на будущий год кончаю институт.

— Станете преподавать историю?

— Нет, французский язык.

Разговор оборвался.

Левашов интуитивно чувствовал, что с этой девушкой привычные методы не годятся. Да и болтливостью, судя по всему, она не отличается.

— Косы у вас шикарные, — рискнул сказать комплимент он.

— Я знаю, — спокойно ответила девушка.

Опять наступило молчание. В отчаянии Левашов зашел с другого конца:

— Как вам понравился диспут?

— А вам?

— Мне? — он не ожидал встречного вопроса, инициатива опять ускользала от него. — Мне не понравился. Уж очень много ссылок на авторитеты и мало на собственный опыт, — он улыбнулся, но тут же погасил улыбку, не встретив ответной.

— О каком опыте вы говорите? — спросила девушка, внимательно посмотрев на него большими ясными глазами.

— У вас красивые глаза, — сказал Левашов. — Мне нравятся серые глаза.

— Тогда говорите: глаз.

— Как глаз? — не понял он.

— Потому что у меня один глаз серый, а другой карий. — И она снова посмотрела на него.

— Действительно, как интересно! Впервые вижу такое. — Левашов говорил искренне.

— Так о каком опыте?

— Ах, да! — спохватился он. — Ну, о своем личном. Никто ведь не ссылался на собственную любовь, счастливую или несчастливую — неважно, но собственную.

— Они и не могли. — Она пожала плечами.

— Почему?

— Потому что кто любит, удачно или неудачно, не станет докладывать об этом целому собранию.

Левашов задумался. Девушка была права. Он бы, во всяком случае, не стал.

— Тогда зачем диспут устраивать? — спросил он.

— Не знаю.

— Так зачем вы приходили?

Она опять пожала плечами.

— Знаете что, — предложил он, — давайте устроим на эту тему диспут вдвоем?

— Не получится, — сказала девушка серьезно.

— Почему?

— У меня в этом нет опыта, а у вас, наверное, слишком большой. — Она опять посмотрела на него большими ясными глазами, и он отчетливо заметил разницу в их цвете.

— У меня тоже нет никакого опыта, — неожиданно сознался он.

— Сомневаюсь… — усмехнулась девушка и остановилась.

Они стояли над рекой, набухшей осенней рекой, за которой до горизонта простиралась серая степь под серым куполом неба. Они и не заметили, как вышли на городскую окраину, где за их спиной протянулись одинаковые пятиэтажные «коробки» новых домов.

Не сговариваясь, присели на шаткую скамейку, бог весть почему одиноко торчавшую между рекой и раскопанной дорогой, которой предстояло со временем стать улицей. Издалека доносился настойчивый шум экскаватора, треск пневматического молотка, громыханье грузовиков.