— Не пьян я, — прошептал он. — Просто хочу лежать здесь и спать. Оставь меня в покое, Мэй.
Все еще стоя на голове, Фанни закричала:
— Кто не может стоять на голове — болван!
— Как? — спросил Рэд Коди Боуна. — Кто болван?
— Как бы там ни было, — сказал Коди, — я не буду пытаться стоять на голове.
— Разве вы не можете? — спросил Рэд. — Я могу. Вы видели, правда?
— Видел, — сказал Коди. — Думаю, и я смог бы, если бы захотел, но предпочитаю быть болваном.
— Тогда я бы тоже хотел бы быть им, — сказал Рэд.
Он подбежал к Фанни, наклонился к ее голове и сказал:
— Мы все болваны, кроме тебя, Фанни.
— Знаю, — сказала Фанни.
Все сидели на лужайке вокруг Фанни. Уолз встал попить, и все были очень признательны Фанни, которая все еще стояла на голове.
18
Он зашел в дом за еще одной бутылкой скотча, когда зазвонил телефон.
— Я в аэропорту, — сказал Дейд. — Как бы нам встретиться здесь? Я скажу тебе почему. Через полтора часа будет самолет, и я должен вернуться на нем. Моя машина уже пришла?
— Нет, Дейд.
— А одолжить машину ты можешь?
— Здесь Уоррен Уолз с семьей, — сказал Ивен, — и Коди Боун с сыном.
— Может, Барт одолжит тебе свою машину?
— Думаю, да. Буду как можно скорее.
Он взял бутылку, отнес ее к столу, открыл, освежил выпивку всем, кто пил скотч, и сказал:
— Мой друг будет в аэропорту через полтора часа. Сейчас половина десятого. Могу ли я взять чью-то машину? Ненадолго.
— Это кто? — спросил Рэд. Он стоял перед отцом.
— Милтон Швейцер, — сказал Ивен. — Ты помнишь его, Рэд. Он из Стэнфорда.
— Возьмите мою машину, — предложил Барт.
— Можно?
— Конечно.
— Я скоро, — сказал Ивен.
— Хочу с тобой, — заявил Рэд. Он был на грани паники и подбежал к Суон. — Я хочу поехать с отцом, — сказал он. — Мама, не говори «нельзя»!
— Ты можешь поехать, Рэд, — услышал он слова Суон.
— Я тоже хочу поехать, — сказала Ева, подбегая к Суон.
— Ты тоже можешь поехать, Ева.
— Нет, милая, — сказал Ивен. — Оставайся здесь. Я скоро вернусь.
— Нет, папа! — возразила девочка. — Я хочу поехать!
— Нет, милая.
— Папа! — Вслед ему раздался плач.
Барт пошел с ним к машине.
— Надеюсь, вы быстро освоитесь с этой старой погремушкой, — сказал он.
— Папа! Возьми меня. Возьми меня тоже! — Заводя машину, он слышал, как плачет Ева .
— Ивен, если хочешь, забирай и ее, — услышал он слова Суон.
Девочка стояла рядом с Бартом, глядя на отца. Когда машина тронулась, она побежала за ней, захлебываясь рыданиями.
— Чего он хочет? — спросил Рэд.
— Просто поговорить, — ответил Ивен.
— О чем? — спросил Рэд. — О чем он хочет поговорить?
— Мы работаем на одной кафедре в Стэнфорде. Мы старые друзья.
— Вы — друзья, папа?
— Конечно, мы друзья. Ты вроде как напуган. Чем?
— Не знаю, — сказал Рэд.
Он гнал машину, раздумывая о том, почему его сын так хотел ехать с ним и чем он так напуган. Они проехал две мили не раскрывая рта, но когда машина спустилась вниз, к шоссе, он начал размышлять о недавнем разговоре с Рэдом: о своей нелепой выдумке — назвать в ответ на вопрос сына первое же пришедшее в голову имя, о Милтоне Швейцере, приехавшем в Стэнфорд читать курс драматургии спустя семестр после того, как Ивен начал читать там лекции по новеллистике. Подобно Ивену, не снискавшему настоящего успеха в качестве прозаика, Швейцер не достиг его как драматург. Уроженец Нью-Йорка, он перебрался в Колумбию. У него шли две пьесы на Бродвее, обе провалились, и были еще две, которые не продвинулись дальше Бостона или Филадельфии. Он был ровесником Ивена, может быть, чуть старше.
Говорить Рэду о Милтоне Швейцере что-то еще вряд ли стоило; он побаивался этого. Теперь он всего побаивался: машины впереди, которую, он был уверен, сможет обогнать так же легко, как и все остальные по дороге, но все равно он немного боялся. Та шла очень медленно, а водитель медленно идущей машины может сделать неожиданный маневр. Он может внезапно повернуть налево перед быстро настигающей его машиной. Но этот не повернул, и Ивен быстро обогнал его. Ивен увидел старика с женой, которые ехали около двадцати пяти миль в час в машине, которой было около двадцати пяти лет; скорее всего, возвращались от друзей домой. Он побаивался встречной машины, но в стремительно нарастающем звуке, сопровождающем ее приближение, не было ничего необычного; так что все, чего следовало бояться, — это была машина Барта. Она далеко не нова; шины могут быть изношены. При скорости семьдесят миль в час шина могла лопнуть, а это не пустяк.
Читать дальше