Николай Дубов - Горе одному

— А может, вам не разрешают?

— Не разрешают.

— Ясно. Ну, а как вы тут живете?

— Ничего. Живем.

Разговор иссяк. Оба ремесленника старательно затягивались и выпускали дым.

— А вы токари? — спросил Митя.

— Вон он токарь, — кивнул Сергей на товарища, — а я сталевар.

— Сталевар? — фыркнул Лешка. — Разве сталь варят?

— Думаешь, только борщ варят? — Оба снисходительно, но не обидно посмеялись. — Еще как варят!

— А как?

— Долго рассказывать… и не поймешь. Приходите — покажем. На борщ не похоже, — снова засмеялся Сергей.

— А работать на нем трудно? — спросил Митя, кивая на станок.

— На «козе»?.. Плевое дело! — сказал черноглазый. — Вот у нас в мастерских станки — да! А в цеху и вовсе мировецкие… — Он тут же спохватился. — «Коза» тоже ничего, работать можно…

— Бросай, Ломанов! Голубчик идет… — негромко сказал черноглазый.

Сергей торопливо бросил сигарету и наступил на нее башмаком.

— А вам разрешают? — усмехаясь, спросил Яша. — Ясно!

Ломанов улыбнулся и подмигнул:

— Ничего, живем!

— Ну вот, голубчики, — сказал Еременко подходя, — пользуйтесь, учитесь… и берегите! Дарим мы вам с открытой душой и с открытой душой говорим: подрастете — идите к нам! Научитесь делать и инструменты и еще много чего… Желаем успеха!

— Спасибо! — сказала Людмила Сергеевна. — Только знаете, товарищи… если уж у нас завязалась дружба, давайте ее продолжим… Правильно я говорю, ребята?

— Правильно! — поддержали детдомовцы.

Еременко, вытирая лысину и приподняв бровь, настороженно слушал: куда она гнет?

— Хорошо, если бы ваше училище взяло шефство над нашим домом и помогло нам в смысле обучения. У нас специалистов нет, а у вас — целая армия, — ласково оглянулась Людмила Сергеевна на ремесленников.

«Эка лукавая баба! — Еременко не сомневался, что посещение Гущина и вся история с инструментом — ее рук дело. — Теперь примется доить!..»

— Мысль, конечно, хорошая, здоровая мысль, — сказал он. — Ну, сам я этого не решаю, поставим на обсуждение. А теперь — бывайте здоровы, до побачення!.. Давай, хлопцы, по коням!

Ремесленники взобрались в кузов, закрыли борт. Еременко попрощался с Русаковой, сел в кабину, и машина, провожаемая всем детдомом, тронулась. Шофер переключил на вторую скорость, но в воротах внезапно затормозил. Дверца кабины приоткрылась; Еременко, высунувшись, закричал высоким тенорком:

— Смазывайте! Смазывайте, говорю, всё! А то поржавеет к свиньям.

— Смажем! — смеясь, закричали ребята, замахали руками.

Ребята десятки раз пересмотрели, перещупали все инструменты и приставали к Устину Захаровичу с бесконечными вопросами. Устин Захарович, хмурый, помрачневший, отмахивался, говорил «не знаю», потом ушел совсем.

Он не любил машин. Они были сложны и непонятны. Они могли испортиться, сломаться, для них нужны были ток, смазка — и мало ли еще что было нужно. Устин Захарович понимал, что машины облегчают труд, но, по его мнению, они делают человека торопливым, легкомысленным, потому — какая же может быть серьезность у человека, если работа у него легкая! Сам он никогда не работал за станком, дело это казалось ему легким, ненастоящим, и квалифицированных рабочих он называл про себя «паны»… В сущности, из всех инструментов он по-настоящему ценил только один — свои руки. Для них ничего не было нужно, и они всегда были готовы для любого дела. Он считал, что ценность и важность работы определяется ее тяжестью, и был убежден, что настоящим делом занимается только тот, кто работает на земле…

До сих пор детдомовцы охотно трудились на подсобном участке. Устин Захарович боялся, что с появлением мастерской участок отодвинется на второй план, а на первом будут привезенные из ремесленного «цацки», как в сердцах назвал он подарок училища.

Ребятам не терпелось пустить в ход полученные сокровища, а самое главное — пустить станок. Это оказалось совсем не просто. Нужно было поставить станок на фундамент, а никто не знал, как это сделать; нужно было достать мотор и установить, а этого никто не умел. «Коза» стояла у стены мастерской, наводя на ребят уныние. Попытки Людмилы Сергеевны заручиться помощью ремесленного не удались: Еременко говорил, что без собрания нельзя, а до начала учебного года не собрать — все разъехались… Выход нашла Ксения Петровна. Он открылся в громе и треске «драндулета».

— Спасибо, что приехали! — сказала Людмила Сергеевна. — Вы прямо как «бог на машине»… [2] Искаженное «deus ex machina», «бог из машины», — в античной трагедии бог, появляющийся на сцене при помощи механического приспособления.