Николай Дубов - Горе одному

— Да нет… Вас из-за меня вызвали? Я сейчас…

В конторе он застал и мастера и начальника цеха.

— Прогуливать начинаешь? — строго сказал Ефим Паника. — Из-за тебя, понимаешь, график ломать, человека вызывать…

— Я не прогуливал… Вот!

Глаза Ефима Паники округлились. Витковский взял у него повестку, хмуро прочитал.

— Что ты там натворил?

— Не я… Меня свидетелем вызывали… Вы туда позвоните, следователю, он скажет… Это они спекулянта поймали, а я тут ни при чем…

— Надо будет — позвоним. Отдай табельщику.

— Можно, я отработаю? А то ведь Семыкина вызвали вместо меня…

— Можешь отработать.

Алексей рассказал обо всем Семыкину, дяде Васе. Они торопились домой и не выразили ни удивления, ни огорчения.

— Пустяки, — сказал Семыкин.

— Не пустяки, а хорошее дело, — возразил дядя Вася. — Я бы этих спекулянтов и не так прищучил…

Алексей снял пиджак, повесил в шкафчик. Трикотажной тенниске ничего не сделается, а брюки можно почистить, — подумаешь, важность большая… Зато будет порядок: он не прогулял, свое отработал. И никто не сможет попрекнуть. А если к следователю вызывали, так что?.. И правильно: таких гадов всех надо подчистую… И ничего такого тут нет. Он сделал то, что должен был сделать, — сказал правду, и всё. Наташе можно все рассказать. А он почему-то думал раньше, что нельзя, стыдно. Наоборот! Плохо только, что Наташу сегодня не увидеть. Ну, зато завтра…

Товарищи по общежитию, несмотря на поздний час, потребовали отчета во всех подробностях. Алексей рассказывал и с удивлением замечал, что все теперь выглядит совсем не таким, каким воспринималось тогда, прошлой ночью: и те двое, пришедшие за ним, не казались такими мрачными и зловещими, и камера — обыкновенная комната, только что с решеткой и заперта. А следователь? Капитан просто хороший человек! Сразу во всем разобрался…

Но как ни обыкновенна комната, называемая камерой, до чего же хороша своя, в общежитии! Ну, и тут стены голые и голый пузырь лампочки под потолком. Но из этой комнаты в любую минуту можно выйти и идти куда хочешь, а лампочку можно погасить и вытянуться не на деревянном ящике, а на податливой пружинной койке, закрыть глаза и не метаться, не ломать голову — почему, за что и что теперь будет.

Алексей не выспался, однако настроение было превосходное. Превосходным был и день, яркий, солнечный, и начался он хорошо, а вечер обещал быть еще лучше, потому что вечером он увидит Наташу. Никто не расспрашивал, почему он работал вчера не в свою смену, милицейская камера, допрос отодвинулись в уже далекое прошлое, из этого далека казались совсем незначительными и придавать им значение не было никаких оснований. И работа сегодня шла на редкость легко.

Алексей сосредоточенно кернил бронзовый вкладыш, когда почувствовал, что его легонько тронули за плечо. Рядом стоял Федор Копейка.

— Здоров.

— Здоров. Газету видал?

— Нет… А что, уже? Вот молодец Алов, значит, не соврал, — улыбнулся Алексей. — Я же к нему ходил, рассказывал…

Скуластое лицо Федора осталось неподвижным.

— Ты прочитай сперва.

Заметка называлась «Шире распространять опыт передовиков». Алексей начал читать, лицо его вытянулось.

— Так он же его расхваливает, Витьку…

— Читай, читай…

Описание доблестей Виктора Ю. Алов заканчивал призывом распространять шире его опыт, внедрять в производство передовые методы труда.

Дальше было еще несколько фраз:

«Однако в здоровом цеховом коллективе находятся люди, которые ведут подрывную работу, направленную на дискредитацию передовиков. В частности, некий А. Горбачев, разметчик того же цеха, распространяет всяческие измышления, порочащие достижения передовиков. Администрация цеха приняла соответствующие меры против хулиганского выпада Горбачева, однако организационных мер явно недостаточно. Необходимо, чтобы общественность цеха присмотрелась к носителям нездоровых настроений, дала им надлежащую оценку, создала общественное мнение вокруг этого вопроса и приняла меры к его искоренению».

Алексей потерянно посмотрел на Копейку, снова на газету.

— Так это ж… Я же ему объяснял! Я же говорил… Вот гад!

— А что ты ему говорил?

Подергивая редкие черные волоски на верхней губе, Федор молча выслушал рассказ Алексея.

— Ну ладно, посмотрим, — сказал он, забрал газету и ушел к своему станку.

Алексей рассказал о заметке Василию Прохоровичу.

— Еще одна, — меланхолически заметил дядя Вася.