Николай Дубов - Горе одному

Они посмеялись, вспоминая треволнения детдомовского строительства, праздник «Первой стружки».

— Ну, а это что? — кивнул наконец Вадим Васильевич на трубку чертежа в руках Алексея.

— Вот — придумал. Может, годится?

Вадим Васильевич, склонив набок голову и зажмурив один глаз, внимательно просмотрел чертеж, потом посопел в кулак и, переходя на «ты», спросил:

— Ты как, очень обидчивый? Говорить сразу или разводить цирлих-манирлих?

— Сразу.

— Тогда скажем прямо: Эдисон из тебя пока не получился. — Смягчая удар, он улыбнулся: — Может, потом прорежется? Вполне возможная вещь! А пока… Как тебя зовут?

— Горбачев, Алексей.

— А пока, милый друг Алексис, — пшик… Понимаешь, штука, которую ты тут изобразил, давно изобретена, называется она пантограф и применяется в чертежном деле… Но черчение — одно, разметка — другое. Чтобы такой прибор мог гарантировать точную разметку, он должен быть очень солидным и сложным, а овчинка, как известно, не всегда стоит выделки… Вот тут как раз и есть такой случай. Окромя всего вышесказанного, существует такая штуковина — копировальный станок. На заводе у нас таких нет пока, а вообще есть. У станочков этих большое будущее! В таковой станочек закладывается чертеж и заготовка. Электронный глаз ползет по чертежу, а фреза срезает с заготовки всякие ненужности… И получается в результате копия того, что нарисовано на чертеже, только в виде готовой металлической вещи. Понятно? Ну вот. Принимая во внимание, что существуют хорошие копировальные станки, зачем же делать еще и плохие чертежные? Получается вроде как бы не нужно?

— Не нужно.

— Вот и договорились! Обидно?

— Нет, что ж тут обидного?

— Ну, это ты врешь, милый друг! Обидно, да еще как, по себе знаю. Мне ведь тоже случалось… изобретать изобретенное. И поскольку рабочий день окончился, изобретение похоронено по четырнадцатому разряду, а погода жаркая, может, махнем к морю и смоем вместе с пылью все огорчения? А то от этой инструкции по внедрению и распространению я что-то очумел…

Они махнули к морю. Плавали, валялись на песке и разговаривали. Просидели на берегу до заката. Вадим Васильевич спохватился:

— Друг милый, а не пора ли чего-нибудь пожевать? У меня как-то скучно стало под диафрагмой…

Алексей посмотрел на свою спецовку.

— Тебя смущает фрак? Двинем ко мне. Ксения Петровна перенесет тебя и в таком.

Ксении Петровны дома не оказалось. Вадим Васильевич, сопя и оттопыривая губы, долго шарил в буфете, кухонном шкафчике, гремел посудой в чулане, потом озадаченно остановился посреди комнаты и ухватился за нос.

— Что сей сон означает? — Внезапно он просиял и хлопнул себя по темени. — Еду-то поручено купить мне, а я — забыл!.. Так… Ты читал когда-нибудь высокоученый труд Елены Молховец? Напрасно! Чрезвычайно толстая женщина… То есть книга. В ней кулинарные рецепты на все случаи жизни. От рождения и крестин до похорон и поминок. Там даже есть такой — очень полезный! Я запомнил: «Если к вам пришли в гости, а в доме решительно ничего нет, вы спускаетесь в погреб, достаете холодную телячью ногу…»

— А где же?

— Вот именно! Где погреб? А главное — где нога? Гуляет, подлая, в собранном виде со всей прочей телятиной… Я тебе по секрету скажу: дама эта, несмотря на ученость, была все-таки дура. Она не описала в своем трактате блюдо, на котором несколько столетий держалась Российская империя… Знаешь ли ты, что такое мурцовка? Не знаешь. «Учись, мой сын, науки сокращают нам дни быстротекущей жизни». Примерно так сказал поэт или несколько иначе…

Вадим Васильевич отрезал несколько ломтей ржаного хлеба, изломал их крупными кусками, нарезал лук и сложил все в миску, посолил, полил водой, добавил немного постного масла и перемешал.

— Вот держи этот инструмент, — протянул он Алексею ложку, — и считай, что ты цивилизованнее Александра Македонского и даже Аристотеля, потому что они орудовали пальцами… Итак, что есть перед нами? Мурцовка, она же — тюря, она же — опора отечества… Ну как?

— Вкусно! — набитым ртом ответил Алексей.

— То-то! Харч богов!.. Будь богом, уминай этот харч, но помни: есть тюрю можно, самому быть тюрей не следует…

Они умяли мурцовку, потом пили чай. Это был попросту сладкий кипяток, так как чая в доме тоже не оказалось. Воду Вадим Васильевич кипятил в стеклянной банке из-под консервов, воткнув в нее самодельный электрический кипятильник.

— Жена не признает, — пояснил он, — говорит, не вкусно. Но женщины, как известно, народ отсталый, заклятые сторонники кухни и враги прогресса…