Владимир Канивец - Крах диссидентки

«Арсений!

После телефонного разговора с тобой я не спала всю ночь!.. Я не могу поверить, что моей мамы нет. Я должна посмотреть тебе в глаза, чтобы убедиться, что ты сказал правду. Прошу тебя именем моей мамы: подойди после заседания к барьеру, за которым места для публики. Я — там, мы с тобой поговорим. Ты мне ничего не сказал про нашего (слово «нашего» было подчеркнуто) Алешу. Какой он теперь? Где он сейчас? Он мне все время снится таким, каким я его видела в последний раз…

Я знаю, ты ненавидишь меня. Знаю, что у тебя есть на это все основания. Но ты человек рассудительный, спокойный, доброжелательный, поэтому верю: не откажешься — хоть через этот высокий барьер, который разделяет нас сейчас, — поговорить со мной. Ведь я мать твоего сына, нашего сына…

Ты сидишь спиной ко мне, и я все время вижу тебя. Ты так близко от меня и так страшно далеко! Так подойдешь? Я с нетерпением жду. Вита».

Зная, что Вита смотрит на него, Арсений ощутил как бы даже холодок в затылке. Спрятал письмо в карман, откинулся на спинку кресла. «Она видела, как министр передал мне ее письмо, — думал Арсений. — Как я его читал, как спрятал в карман». В душе закипело раздражение. Возмущался: как ей не терпится встретиться. А где же ты была, когда я хотел с тобой встретиться? Ты нахально пряталась, тебе никакого дела не было до моих ощущений, до моей боли, ты думала только о своих радостях и наслаждениях. И хоть бы какого-то такта придерживалась. Настырно добивается своего. Нет! По-твоему не будет! Я не хочу встречаться, нам не о чем говорить! Все уже сказано там, когда сидели в суде, на разных концах скамьи.

Арсений вспомнил, как тогда Вита, выбежав из здания суда, захлебываясь счастьем, шла по скверу с Марчуком, а он, Арсений, стоял на крыльце, точно оплеванный, и гнев против нее с новой силой поднялся в нем, бередя не до конца зажившие душевные раны.

После второго заседания объявили перерыв на обед, и Арсений, даже не посмотрев туда, где сидела публика, но чувствуя по холодку в затылке, что Вита следит за каждым его шагом, вместе со всеми вышел из зала.

После обеда Арсению сказали, что на заседание ехать не нужно, и он облегченно вздохнул. Задумался. Вита не отцепится от него, если уж начала ходить по пятам. Хочет он или не хочет, а где-нибудь да встретится с ней. Если же упорно будет избегать ее, она подумает, что он боится этой встречи, чего совсем бы не хотелось. Никакого страха у него перед Витой нет. Просто не хочется бередить старую боль, которая немного улеглась. Ах, забыл! Надо было взять у Алексея Васильевича роман «Диссидентка» и прочитать, чтобы иметь представление, что она там о нем написала. «Вечером возьму у Константина Петровича его телефон, — решил Арсений. — Позвоню и попрошу, чтобы принес». А пока есть свободное время, надо полистать подшивки американских газет за эти два года, посмотреть, как Виту встречали, что она говорила. Где-то же, должно быть, есть сообщение о том, как ее принимал сам президент. Известно уже, что президент США будет выступать с трибуны Генеральной Ассамблеи первым. Значит, Арсений тоже увидит того, кто принимал Виту, послушает, что он скажет представителям стран всего мира.

Искать что-нибудь в американских газетах, Арсений уже знал, наказание господне, ибо надо перебрать вагон бумаги. Но он все же пошел в библиотеку. Как журналист, Арсений имел опыт такого просмотра, а потому сравнительно недолго искал то, что его интересовало. Вот первое интервью. Ничего нового в сравнении с тем, что сообщил ему «Доброжелатель». Вот ответы на вопрос, что такое роман «Диссидентка», над которым она работает, приехав в «свободный мир». Ее спрашивают, не могла бы она назвать своих единомышленников. Пожалуйста: режиссер Мирослав Марчук. Он, как и она, не имел возможности работать дома, приехал сюда. «Интересно, чем же «гениальный» Марчук порадовал зрителей за эти два года?» — подумал Арсений, ведь о нем говорила только Вита, а сам он молчал. Вернее — им, видимо, просто не интересовались. А вот и встреча Виты с президентом. О произведениях ни слова, будто Вита была не писательницей, а какой-то деятельницей. О ее новом романе только краткая информация: хвалить, очевидно, было не за что, а ругать не хотели. Марчука пригласили снимать порнографический фильм. Пригодилась все-таки тут его «гениальность». Не из-за того ли, что он сам играл в фильме главную роль, Вита бросила его?

Из библиотеки пошел в столовую ужинать, а когда вернулся к себе в комнату, на столе лежала записка секретаря: «Арсений Андреевич! Вас просили позвонить по телефону». И указан номер телефона. Вита? Нет, это уже просто смешно! Пассивностью от нее, по всему видно, не отделаешься. Надо, видимо, вступить с ней в переговоры, но вести их так, чтоб она перестала его преследовать. Неверно сделал, что положил трубку и просил сказать, что его нет. Это не в Киеве, где Люся, когда он работал в редакции, весь день могла отвечать, что он в командировке, а он, запершись, сидел в своей комнате и писал статью в номер. Здесь уже то, что его бывшая жена звонит через каждые полчаса, повторяя одно и то же: «Позовите к телефону Арсения Хмару», — вызовет удивление, а то и иронические улыбки, что будет для него значительно неприятнее, чем разговор с Витой. Взял записку и пошел звонить, возможно ведь, что его разыскивает кто-либо из товарищей, живущих в отеле. Набрал номер и сразу услышал Витин голос, будто она сидела возле аппарата и ждала его звонка: