Владимир Канивец - Крах диссидентки

— А велосипед там есть? — поинтересовался Алеша, которому не хотелось расставаться со своим транспортом.

— Нет, но мы твой возьмем! Он влезет в багажник! Обо всем словно бы договорились, а настала минута прощания с бабушкой — и Алеша снова начал просить отца взять и ее в село. Едва уговорили вместе с Еленой Львовной, чтоб он ехал один. А Вита хотела Алешу в Америку забрать! Да он бы там умер от тоски.

Выехали со двора. Елена Львовна махала вслед рукой. Алеша печально смотрел на нее в стекло дверцы, ему, видимо, хотелось одного: выскочить из машины и остаться дома. Смотрел в заднее стекло, став на колени на сиденье, пока не повернули на другую улицу. Вскоре то, что встречалось на пути — автобусы, грузовые машины, легковые, мотоциклы, — все больше привлекало Алешино внимание, заставляло его восхищенно кричать:

— Папка, смотри, какая машина! Вон та, красная!

Арсений не заметил, как и доехали. Боялся грунтовой дороги — прошли дожди. Но степные дороги летом подсыхают быстро, и только в балках пришлось делать по полю большой круг, чтобы не засесть в луже. Переулок, в котором жил Михаил, тоже едва проехал из-за глубокой колеи на нем. Наконец въехали во двор…

Михаил искренно обрадовался, что Арсений послушал его и вернулся в село «догуливать» отпуск.

Алеша сразу, будучи компанейским парнем, почувствовал себя как дома в кругу детей брата. Это радовало Арсения, мальчик не скучал, не бегал вслед за ним. Сын носился с детворой по просторному двору, по узенькому переулку. Велосипед был в центре внимания. Алеша, как и в Яворине, только бегал за своим велосипедом, катались на нем другие. Да разве радость лишь в том, чтобы ездить на велосипеде? Гоняться за тем, кто катается, бывает, еще веселее.

— Уехала все-таки твоя дама туда, — заговорил Михаил, когда все, поужинав, разошлись и они вдвоем остались сидеть за столом под орехом.

— Уехала, — коротко подтвердил Арсений.

— Ну сатана! — удивленно повертел головой Михаил. — И не побоялась, скажи ты! Да мою даму ночью отвези в Полтаву, утром домой прибежит! Даром что семьдесят километров. А твоя в Америку махнула! Ну сатана! И надолго?

— Наверное, навсегда, — сказал Арсений, не желая все же говорить Михаилу, что они с Витой развелись.

— Да оно-то так! Туда как в тюрьму: попасть легко, да нелегко выбраться! И что же она — пишет?

— Пока что молчит.

— Ну ничего! Как припечет, так напишет! Там, говорят, жизнь такая, что не того… Не балуйся! Там не уговаривают, как мы тут в колхозе: выйди, пожалуйста, на работу! Там за работой бегают, как волки за зайцами.

— Ну как урожай? — перевел разговор на другое Арсений.

— Средний. Да мы рады, а то боялись, что все сгорит. Ты же видел, что делалось. Где тебя тогда дождь догнал?

— Успел выскочить на асфальт. Ну а как рыба?

— Как началось жниво, так, поверишь, и удочек в руки не брал. А вчера Деркача видел — того, что без ноги, ты его знаешь! — так говорит, на сковороду наловил. А у него две мерки: либо ничего, либо — на сковороду! Лодку я перегнал в другое место. Сейчас стоит возле водокачки, я там на проводку важнецких подустов хлестал! Спущусь туда, немного ниже островка, привяжусь к лозине — и ловись, рыбка! Я завтра рано уйду в степь, ты, наверно, еще спать будешь, так ключ от лодки там же, под поветью. Ну что: пошли отдыхать, а то ты с дороги, вижу, уже дремлешь. Лидка, где ты там? Стели Арсению! — крикнул Михаил.

— А ему уже постелено! — послышался из летней кухни Лидин голос.

Постлала она ему на веранде, где всегда спал Михаил. А Михаил пошел в поветь, на сеновал. Арсений за день так измотался, что, едва лег, сразу заснул. Приснилось, что его будят, а он никак не может проснуться. Открыл глаза, увидел: кто-то и правда стоит возле его постели и трясет за плечо, приговаривая:

— Арсений… Арсений…

— Кто? Что? — опершись на локти, спросил Арсений, все еще не понимая: где сон, а где действительность.

— Это я, Михаил! — приглушенным голосом сказал брат.

— Слышу, слышу, — сонно отозвался Арсений.

— Тут такая оказия… — продолжал шепотом Михаил. — Ты слышишь меня?

— Слышу, слышу, — все еще сонно бормотал Арсений.

— Прибежал Степан Дмитриевич, просит отвезти Линину дочку в больницу… Приступ аппендицита, а никакого транспорта.

— А где он?

— Да во дворе стоит! Говорит, любые деньги заплачу, ребенок умирает.

— Включи свет! — Арсений сбросил с себя одеяло.

Ночь была такая темная, что он, выйдя из освещенной веранды во двор, разглядел только огонек чьей-то цигарки, он то вспыхивал, то угасал. Остановился на пороге, пока глаза привыкли к темноте, увидел: огонек цигарки приблизился к нему. Услышал в темноте голос: