Владимир Канивец - Крах диссидентки

После того как Вита забрала все из квартиры, Арсений никого домой не приглашал. Встречался с друзьями только в редакции. И сделал открытие: вся эта суета — постоянно кто-то сидел у них дома, пил кофе, спорил! — исчезла вместе с Витой. Телефон, который раньше не умолкал, молчал. Квартира была пустой, и Арсения теперь не оставляло ощущение пустоты, в которой он оказался. И такой вакуум, что даже слышал, как отдавалось эхо его шагов, когда он ходил по комнатам. Думал: «Как все же много порвалось нитей, которые связывали меня с миром». И почему-то возникло сравнение: росла на лугу трава, ее скосили. Надо теперь лишь пережить зиму, дождаться весны, лета, чтобы она, эта буйная зелень, снова поднялась и покатила за горизонт упругие зеленые волны.

Когда Вита уезжает, Арсений не знал, но по тому, как она спешила сделать все, чтобы забрать с собой Алешу, — догадывался, что вот-вот двинется в далекую дорогу. Отчаянная! Бросить все: Родину, мать, сына, друзей, знакомых и лететь за океан, в совсем другой мир — надо быть либо очень смелой, уверенной в своих силах, либо сумасшедшей. Что-то похожее на бабочку, очумело летящую на огонь, не знающую, что он обожжет ей крылья. Трудно заглянуть в чужую душу, не всегда удается разглядеть, что делается и в своей, а интересно было бы знать, какие чувства мучают или радуют Виту. Самое болезненное для нее, видимо, то, что она не может взять Алешу. И не потому, что он так уж ей нужен — обходилась без него месяцами, — а потому, что не по ее вышло, что потерпела поражение в той борьбе, в которой добивалась только полного успеха. К поражениям она вообще не привыкла: судьба пока что нежно баюкала ее в своих объятиях. Правда, бог и талантом ее не обидел, и энергией. Одно только забыл вложить ей в голову: умения с холодной логикой анализировать свои пылкие чувства, чтобы они не брали верх над разумом.

Зазвонил телефон. Эхо от его звонка покатилось по пустой комнате — аппарат стоял тут же на стареньком табурете, который Арсений принес с балкона. Взглянул на часы: без десяти минут восемь. Уже два часа, как закончилась работа, мог позвонить разве что дежурный по номеру, но ведь его статьи в полосах не было. Может, в последний момент, как это бывает, вылетело что-то из номера и редактор поставил его материал. О том, что ему могут звонить не из редакции, даже в голову не пришло, такого давно не было. Поднял трубку:

— Алло! Слушаю!

— Арсений, это я! — прерывистым — казалось, полным ненависти и слез — голосом, отозвалась Вита. — Ты слушаешь меня?

— Слушаю, — подтвердил Арсений, чувствуя, что и его голос предательски задрожал.

— Я неправду тебе сказала! Сын — твой! — сдерживая рыдания, душившие ее, сказала Вита. — Ты слышишь меня?

— Слышу, — ответил Арсений, глотая клубок, подкативший к горлу, и от радости — Алеша его! — и от гнева на то, что Вита, стараясь добиться своего, не остановилась и перед такой подлостью.

— Если я в чем-то раскаиваюсь, то только в этом.

Вита рыдала, но трубку не клала — должно быть, ждала, что скажет Арсений. А что он мог сказать? Благодарить? Утешать? Пожелать счастливого пути? И он, не ожидая, пока это сделает Вита, сам положил трубку и выдернул из розетки вилку. Не хочет он больше говорить с нею! Главное подтвердилось: его уверенность, что она солгала! Это так. Но… Но правда, чувствовал, не вытеснила из души ту ложь так, словно ее, лжи, там и не было. Что-то от нее в тайниках души осталось. И осталось потому, что он уже не верил ни одному Витиному слову, ибо она запуталась во лжи, как муха в паутине… Был десятый час вечера, когда в коридоре звякнул, отдавшись эхом по пустой квартире, звонок. Этот звонок прокатился холодными каплями по спине: неужели Вита, не дозвонившись, приехала? Этой встречи ему только и не хватало! Не открывать? Да что он — боится ее? Пусть заходит! Арсений открыл входную дверь. На площадке стояли Елена Львовна и Алеша. Заплаканные, какие-то осиротевшие, несчастные. Алеша не кинулся к отцу, как это всегда делал, увидев после разлуки, а только, моргая мокрыми глазами, испуганно смотрел на него. Елена Львовна, придерживая на носу очки левой рукой, указательным пальцем правой руки вытирала слезы, которые совсем ослепили ее. Арсений без слов понял: они провожали Виту и с вокзала приехали сюда. Защемило в глазах и у Арсения, он подхватил Алешу на руки, понес в свою комнату. Елена Львовна, точно спутанная, виновато опустив голову, пошла за ними. Арсений сел на диван, посадив подле себя Алешу, обнял его, привлек к себе. Скорбно помолчали, затем Арсений сказал, будто вслух подумал: