Владимир Канивец - Крах диссидентки

Степана Дмитриевича хата стояла недалеко от сельмага, дошли быстро. Еще от ворот, закрывая калитку, Степан Дмитриевич крикнул:

— Старуха, встречай гостя!

Из небольшой летней кухоньки, вытирая фартуком руки, поспешно выскочила небольшая чернявая, как Лина, женщина. За ней выкатилась и Линина дочка, схватилась за бабушкину юбку, стеснительно поблескивая черными, как переспелые тернинки, глазками.

— А мне говорят: Арсений приехал, — пожимая своей влажной, заскорузлой, в мозолях рукой руку гостя, приветливо улыбнулась Линина мать. — Да и Лина тебя на лодке видела. Сказала, что приглашала. А я и говорю деду: неужто не зайдет?

— Вот видите, зашел, — весело улыбнулся и Арсений, довольный, что его приветливо встречают и те родственники, с какими уже бог знает когда и виделся. Вспомнил, что в кармане есть конфетки, отдал девочке.

— Мы так дружили с твоими родителями, — печально сказала Линина мать. — Такие добрые люди были, царство им небесное…

— О! О! — громыхнул Степан Дмитриевич. — Ты уже и того… в слезы! Наливай нам борща! Да подожди! Ну прямо бегает, не поймаешь! Возьми вот хлеб. И сала нарежь, луку. А я, Арсений, на старости лет веранду пристроил. Окна и двери мне еще твой покойный отец сделал! Ну и мастер был! Лежал этот набор в повети, лежал; баба бурчала, бурчала. А тут и Лина с больным мужем и ребенком вернулась, в хате стало тесно. Нанял я шабашников. Ну хлебнул я с ними горя! Водку пьют как волы, а работают как телята. Думал, и нас со старухой пропьют. А вот видишь, веранду все-таки сделали. И нам с тобой есть где посидеть, поговорить, заходи. Только пригни голову, а то лоб разобьешь. Входную дверь я поставил от старой повети, там дверь низковата. Ну, я уже новую заказал в мастерской. Вот видишь, как тут светло, уютно. Садись! Сейчас баба прибежит! А там и Лина со свеклы придет! Полют женщины, мучаются на такой жаре, а оно возьмет да и сгорит. Ну дождя, дождя надо — хоть криком кричи.

И верно: Линина мать не пришла, а прибежала. Семенила вслед за нею и девчушка, держась за бабушкину юбку, с интересом поглядывая из своего надежного укрытия на Арсения.

Степан Дмитриевич поднял рюмку.

— Ну, чтоб ты тут отдыхал и рыба ловилась!

— Спасибо, — поблагодарил Арсений.

Выпили, помолчали, закусывая салом и огурцами, потом Степан Дмитриевич, взглянув на жену, спросил (видимо, о том, что хотелось узнать Лининой матери, которая не отваживалась вступать в разговор):

— А где же твоя Вита?

— В Киеве, — ответил Арсений, заметив по тому, как они переглянулись, что им все известно.

— Вот видишь, старуха! — с осуждением вымолвил Степан Дмитриевич. — А ты говорила, что она в Америке!

— Люди говорили, что слышали, так и я… — смутилась Линина мать, пряча от Арсения глаза.

— Ох эти бабы! — насупился Степан Дмитриевич. — Ну как придумают что-то — так только за голову схватишься и скажешь: ай-ай-ай… А вон и Лина со свеклы пришла! Тома, беги встречай маму!

Девочка торопливо выскользнула с веранды, за нею, обрадовавшись, что есть повод уйти, вышла и Линина мать, испытывая неловкость перед Арсением. Мысленно ругала мужа: «И надо было ему спрашивать!» Арсений сидел спиной к окну и не видел Лину. Думал, что она сразу же зайдет на веранду, но они со Степаном Дмитриевичем проговорили и час, и два, а Лина не появлялась. Стало обидно: приглашала, а даже не зашла.

За окном веранды уже сгущались сумерки, и Арсений встал.

— Спасибо, Степан Дмитриевич, за все. Таких карпов, как вы ловите, я, конечно, не поймаю, а что-нибудь помельче, может, и удастся подцепить на крючок.

Арсений вышел во двор и встретил Лину.

— Ты уже уходишь? — удивилась и, как показалось Арсению, поскучнела она.

— Пора. Больше трех часов проговорили…

— А я ходила за околицу стадо встречать, — будто оправдывалась в том, что не смогла побыть с ним, Лина. — Тут пастбище выгорело, так далеко гоняют.

— Степан Дмитриевич дал мне два спутника, — показал Арсений рыбацкое снаряжение Лине. — Как выловлю карпа килограммов на десять, так и принесу!

— А отец правда таких ловил, — усмехнувшись, сказала Лина.

— Поскольку я тоже отец, то, может, и мне, как говорит Степан Дмитриевич, бог позолотит руку! Всего хорошего!

Лина проводила Арсения до калитки, и хотя он шел до самого сельмага не оглядываясь, чувствовал: она стоит за воротами и смотрит ему вслед. Возле сельмага оглянулся. В густых сумерках над воротами что-то белело: это был Линин платок. Сколько добрых красивых женщин на свете, с которыми так жестоко обошлась судьба. А чего Вите не хватало для полного счастья? Любил ее, жалел, берег. Радовался ее литературным успехам как своим. Нет, все ей было не так! Все хотелось чего-то другого! Арсений не раз ставил себя на место Виты и чувствовал, что не мог бы так резко порвать с нею, если бы даже разлюбил.