Владимир Канивец - Крах диссидентки

Я хотела заснуть навсегда, так как не могла больше прозябать в каменных зубах чудовища, которое называют Нью-Йорком. Но меня разбудили мои враги, которые все время меня преследовали, принуждали писать всякие пасквили на свой народ. А я не могу. Хватит того, что я сама себе изменила. Я за это хотела заплатить жизнью! Они мне и этого не разрешили сделать. Я ничего не хочу: ни славы их, ни их богатства. Хочу одного: вернуться домой! Обнять моего несчастного Алешу…

Они забрали мою записную книжку, из которой я посылала тебе вырезки. Узнали, что я хочу вернуться домой и написать о них правду! Они боятся этого, потому и держат меня здесь, будто бы вылечить хотят. А я от их лекарств теряю разум, теряю волю, теряю душу. Я все время живу как во сне, мои мысли путаются, мои чувства улавливают только боль души. Ужас! Я на грани сумасшествия!

Послала тебе уже несколько писем, но они, видимо, перехватили их, ты мне не ответил. Это письмо передаст тебе санитарка. Тоже иммигрантка, ее тоже держали здесь и травили, пока не добились своего: она присягнула, что не вернется домой. Только она одна сочувствует мне. Я отдала ей золотой перстень, чтобы она передала тебе в руки это письмо. Скорее, скорее освободи меня из этой страшной тюрьмы! Целую. Вита.

Р. S. Вчера ко мне приходила мама. Почему ты не приходишь? Почему не приводишь Алешу?»

К ней вчера приходила мама?!

По радио что-то объявили, но у него в ушах так звенело, что он слышал только голос, но не смог разобрать, что сказала стюардесса. Видимо, самолет пошел на посадку, потому что на табло появились слова: пристегнуть ремни, не курить. Арсений хотел спрятать письмо в боковой карман пиджака, но не хотел класть его к сердцу, оно и так напряженно стучало. Открыл портфель и бросил в него письмо. Поставил портфель на место, пристегнул ремни — и в ту же минуту ощутил удар. Еще один — и с бешеным ревом турбин, с грохотом и свистом самолет прошел первые метры по земле. Все. Он в Москве. Завтра будет в Киеве…

Арсений приехал в Киев в пятницу. Впереди было два выходных дня, и он решил не откладывая забрать Алешу из села. И встретиться с Линой. Да и не только встретиться, а может, сразу начать семейную жизнь. Конечно, и он, и она начнут семейную жизнь не впервые, каждый уже имел за плечами и радость искренней любви, и горечь утраты, и детей, из которых один потерял мать, другой — отца. Будут ли Алеша и Тома чувствовать себя так, словно у них есть мать и отец?! Лина кажется женщиной, к которой тянутся дети. А он мечтал иметь дочку, и Тома, словно две капли воды похожая на мать, вошла в его сердце, как и Лина. Между ними какое-то время будут стоять тени Виты и Грицка, напоминая о прошлом, но незаметно они начнут бледнеть, рассеются настолько, насколько духовно освещена будет их совместная жизнь.

Такие мысли роились в голове Арсения, пока он ехал в родное село. Ехал медленно, дорога стала уже скользкой, степь белела, припорошенная первым снежком. Проезжая мимо поворота на Яворин, вспомнил страшную строку из Витиного письма: «Вчера ко мне приходила мама…» В этом году он уже не успеет побывать на кладбище, а весной надо будет наведаться туда, постоять у могилы Елены Львовны. «Я несчастная мать…» — писала она еще тогда, когда Вита там, за океаном, была словно бы счастливой.

«А проеду ли я в село?» — чем дальше, тем с большей тревогой думал Арсений, поглядывая на то, как тракторы разбили грунтовую дорогу. Морозы еще слабенькие, под тонким ледком — сырая перенасыщенная влагой осенняя земля. Если колеса увязнут в грязи, машина сядет. Поэтому, когда асфальт кончился, остановился, вышел посмотреть на дорогу. Плохо дело. Надо, видимо, машину бросить здесь, поставить возле чьего-нибудь двора и дальше идти пешком. Невесело топать по такой грязюке двенадцать километров, но куда деваться? И Арсений, оставив машину, снял ботинки, надел резиновые сапоги и пошел в родное село, утешая себя тем, что хоть мокрый снег не сеется с хмурого осеннего неба.

Почти на половине пути Арсения догнал трактор. Арсений сошел на обочину, но тракторист остановил свой «Беларусь», открыл дверцы кабины, окликнул его, стараясь перекрыть тарахтенье мотора:

— Садитесь, подвезу!

— Спасибо! — Арсений полез в кабину.

— Я увидел вашу машину, ну, думаю, это он пошел! — трогаясь с места, кричал, повернувшись к Арсению, парень-тракторист. — И точно! Хорошо, что не поехали, а то пришлось бы мне вас вытягивать. Так вы прямо из Америки?