Мало того: подавала ли электронно-магнитная подкова сигнал или нет, полицейские все равно проверяли все карманы, не доверяя технике. Страшно неприятное чувство охватило Арсения, когда здоровенный полицейский-негр ощупывал его карманы. Такое неприятное, что хотелось даже повернуть назад, но неудобно было перед Костей и Вадимом, они уже прошли вперед и стояли, ожидая его. И когда, походив по прокуренным коридорам и заглянув в залы, где заседали законодатели США, Арсений повернул в вестибюль, он пожалел, что пошел сюда, так как ничего интересного не увидел.
Из Капитолия поехали посмотреть Арлингтонское кладбище, где похоронены солдаты, погибшие далеко от Америки (во Вьетнаме, в Ливане, в других странах мира). Бесконечное поле белых столбиков, похожих на те, что стоят на обочинах дорог там, где имеются слишком глубокие, опасные кюветы. Арсений видел телерепортажи в те дни, когда в Бейруте была разрушена взрывом казарма американских морских пехотинцев. В помещении, похожем на ангар, ровными рядами стояли гробы, накрытые национальными флагами США. Возле гробов сидели, вытирая слезы, родственники погибших.
Арсений постоял и около могилы убитого президента Кеннеди, портрет красавицы жены которого до сих пор висит в Белом доме. Гранитные куски, словно брусчатка, положены вровень с землей. Среди тех камней — плиты, на которых выбиты имена убитого президента и его умерших детей. Немного в стороне — могила брата президента Роберта Кеннеди. Она также вымощена, словно мостовая. Был, говорят, и белый мраморный крест, но его украли. Поставили дешевенький, выкрасили под мрамор. Арсений понимал, почему над могилой Джона Кеннеди все сровнено с землей. Поставят что-либо выше — украдут! Грабеж кладбищ — даже тех, что охраняются! — тоже четко налаженный бизнес! «И это в стране, — думал Арсений, — хвастающей тем, что ее граждане верят в бога!»
— Ну что: посмотрим еще мемориал Линкольна — и на Нью-Йорк? — спросил Костя, когда проехали Пентагон.
— Пора возвращаться, ведь пятьсот километров, приедем уже ночью, — отозвался Вадим.
— Не волнуйся, Вадя! — К Косте возвращалось его обычное настроение, какое он было утратил на кладбище. — Нью-Йорк не дача посольства, плутать не будем.
В Нью-Йорк вернулись ночью. Когда Арсений вошел в комнату и взглянул на часы, было пять минут двенадцатого. Путешествие в столицу США всколыхнуло столько мыслей и ощущений, что он не смог заснуть до четырех часов утра. А когда наконец задремал, то приснилось кладбище с бесконечными столбиками. Даже над океаном торчат эти столбики, покачиваясь, точно буи на фарватере. И ничего решительно не видно, куда ни кинь глазом, кроме белых отметок, поставленных на могилах погибших. А под Белым домом, в «ситуационной комнате», на трибуне, как в ООН, стоит президент и произносит речь, не зная, что его уже никто не слушает, потому что мертвым не дано слышать живых…
— Сумасшедшие сны! — проснувшись, вслух сказал Арсений. Увидел, что он проспал (был девятый час), поспешно принялся одеваться. Сегодня в десять заседание четвертого комитета, будет выступать делегат Белоруссии, надо его послушать. За полчаса успел только умыться и побриться и пошел вниз, где его уже ждал Вадим. В машине сидел Всеволод Тихонович. Он ехал на заседание Спецполиткомитета, в котором рассматривался вопрос об упорядочении бешеного потока информации, который бушевал над всеми материками, принося больше вреда, чем пользы пародам мира. Арсений, коротко рассказав о своих впечатлениях от столицы США, спросил, что за эти два дня в Нью-Йорке случилось нового.
— Активизировались наши враги, — сказал Всеволод Тихонович. — В газетах появилось сообщение, что в годовщину Октябрьской революции они готовят возле нашего представительства многолюдную демонстрацию. Да ничего удивительного нет: во все праздники они приходят сюда вылить свою бессильную злобу.
При Вадиме Всеволод Тихонович, видимо, не хотел говорить о Вите, а когда вышли из машины — промолвил:
— Кстати, в газетах появилось сообщение: Виту Гурко врачи спасли. Репортеры хотели взять у нее интервью, но она, как пишут, только смотрела на них безумными глазами и молчала. Пришлось отправить ее в психиатрическую клинику. Как долго она там будет, врачи не могут сказать, — душевный кризис, в состоянии которого она хотела покончить с собой, еще не прошел.
Было как-то сообщение в газетах, что один художник, прилетев сюда с Донбасса за славой, кончил тем, что выпрыгнул из окна небоскреба. Правда, есть и такие, что приспосабливаются к здешним условиям. Но это те, у кого желчи больше, чем ума, зарабатывают тем, что пишут всякие пасквили, порочат все, что является для человека самым святым: землю, где родился, народ, что подарил ему жизнь. И кончают они в конце концов тоже скверно: становятся наркоманами, пьяницами, пополняют число бродяг, питаются, как тут говорят, «президентским супом».
Читать дальше