Кристофер Ишервуд - Труды и дни мистера Норриса. Прощай, Берлин [сборник litres]

У входа мы столкнулись с группой молодых американцев, сильно пьяных и не решавшихся войти. Верховодил ими маленький коренастый человек в пенсне с неприятно выдававшейся вперед челюстью.

– Эй, – спросил он Фрица, – что тут показывают?

– Мужчины, переодетые женщинами, – ухмыльнулся Фриц.

Маленький американец не поверил.

– Мужчины, переодетые женщинами? В женщин, да? Они что же, голубые?

– В конечном счете, все мы голубые, – скорбно и торжественно объявил Фриц.

Молодой человек недоверчиво оглядел нас. Он еще не отдышался после бега. Остальные неуклюже толпились за ним, готовые к чему угодно, – хотя их наивные молодые лица с широко раскрытыми ртами, глотающими воздух, в зеленоватом свете лампы казались слегка испуганными.

– Ты тоже голубой, да? – спросил приземистый американец, внезапно повернувшись ко мне.

– Да, – сказал я, – очень голубой.

С минуту он стоял передо мной, прерывисто дыша, с отвисшей челюстью, и, казалось, взвешивал: а не дать ли мне по физиономии. Потом отвернулся от меня и с диким боевым студенческим кличем в сопровождении всей компании вломился в здание.

– Ты когда-нибудь был в коммунистическом кабаке возле Зоологического сада? – спросил меня Фриц, когда мы вышли из «Саломеи». – Под занавес стоит заглянуть туда. Через полгодика, может быть, все мы наденем красные рубашки.

Я согласился. Мне было любопытно, что скрывалось под определением «коммунистический кабак».

Оказалось, это – выкрашенный в белый цвет подвальчик. На длинных деревянных лавках за большим голым столом сидело человек десять – как в школьной столовой. На стенах пестрела экспрессионистская мазня, коллажи из газетных вырезок, игральных карт, пивных подставок, спичечных коробков, сигаретных пачек и голов, вырезанных из фотографий. В кафе набились студенты, почти все одетые с вызывающей небрежностью. Молодые люди в матросских свитерах и замусоленных мешковатых брюках, девушки в растянутых джемперах, в юбках, кое-как заколотых английскими булавками, и небрежно завязанных цветастых цыганских платках. Владелица курила сигару. Парень, изображавший официанта, слонялся с сигаретой в зубах и, принимая заказы, похлопывал посетителей по спине.

В подвальчике царили притворное веселье и легкость, я сразу же почувствовал себя как дома. Фриц как обычно встретил много знакомых. Троим он меня представил: студенту живописи Мартину, Вернеру и его подружке Инге, полненькой и живой. На Инге была маленькая шляпка с пером, которая придавала ей комическое сходство с Генрихом VIII. Пока Вернер болтал с Инге, Мартин сидел молча – тонкий, смуглый, с продолговатым лицом, резко выступающими скулами, тонко очерченным носом и сардонической улыбкой заядлого конспиратора. Позже, когда Фриц, Вернер и Инге подсели к другой компании, Мартин заговорил о грядущей гражданской войне. «Когда разразится война, – разъяснил Мартин, – коммунисты, у которых очень мало оружия, будут контролировать ситуацию. Полицию они задержат в гавани при помощи ручных гранат. Необходимо будет продержаться три дня, потому что советский флот стремительно подойдет к Свинемюнде и высадит десант».

– Я целыми днями изготавливаю бомбы, – добавил Мартин.

Я кивнул и смущенно ухмыльнулся, не понимая, то ли он разыгрывает меня, то ли сознательно ведет себя столь неблагоразумно. Он явно был трезв и не производил впечатления чокнутого.

В кафе вошел на редкость красивый юноша лет шестнадцати. Его звали Руди. Он был одет в косоворотку, кожаные шорты и ботинки мотоциклиста связи. Он прошествовал к нашему столу с видом героя-связиста, успешно вернувшегося после смертельно опасного задания. Однако отчета не последовало. После эффектного появления он по-военному резко пожал всем руку, спокойно уселся рядом с нами и заказал стакан чая.

Сегодня вечером я вновь посетил коммунистическое кафе. Это действительно прелестный мирок, со своими интригами и контринтригами. Здесь есть свой Наполеон – зловещий бомбоизготовитель Мартин; Вернер – местный Дантон; Руди – Жанна Д’Арк. Каждый подозревает каждого. Мартин уже предупредил меня, чтобы я был осторожен с Вернером – он политически неблагонадежен: прошлым летом украл все деньги молодежной коммунистической организации. А Вернер предостерег меня против Мартина: он нацистский или полицейский шпион или состоит на службе у французского правительства. Вдобавок ко всему и Мартин, и Вернер серьезно советуют мне держаться подальше от Руди и наотрез отказываются объяснять, почему.