– Ты не в своем уме; и ты печалишь меня, любимая. Неужели это должен быть бренди?
– Да, прошу тебя.
– Сколько именно?
– Я не знаю. Я никогда не пила его больше чайной ложки зараз. Все, что я знаю, это то, что я его хочу. Но не покупай его в «Соколе».
Он оставил ее в поле и отправился в сторону ближайшего трактира. Вскоре он вернулся с маленькой флягой, которая была почти полной, и несколькими бутербродами с маслом, тонкими, как облатка, в бумажном пакете. Эльфрида сделала один-два маленьких глотка из фляги.
– Оно забралось мне в глаза, – устало сказала она. – Я не смогу выпить больше. Нет, я смогу; я закрою глаза. Ах, теперь оно добралось до моих глаз изнутри! Я не хочу его больше, выброси его.
В любом случае, она могла есть и в самом деле поела. Ее мысли были сосредоточены главным образом на том, как забрать лошадь из конюшни, не возбуждая подозрений. Она не позволила Стефану сопровождать ее в город. Она поступала согласно умозаключениям, до которых додумалась без всякой помощи с его стороны – казалось, его власть над ней кончилась.
– Лучше будет, если тебя никто не увидит вместе со мною, даже здесь, где меня почти не знают. Мы начали все это тайком, как воры, и мы должны закончить все это тайком, как воры, любой ценой. До тех пор, пока я сама не расскажу папе обо всем, любая огласка этой истории будет ужасна.
Прогуливаясь в полях и ведя такие мрачные разговоры, они дождались девяти утра – времени, к которому, мыслила Эльфрида, она могла спокойно заявиться в «Сокол», не вызывая ни у кого подозрений. Позади железнодорожной станции текла река, через которую был перекинут старый мост в тюдоровском стиле, после коего дорога раздваивалась и вела в разные стороны, одна из них огибала предместья города и вновь вилась вокруг, выводя на большую дорогу, ведущую в Энделстоу. Поодаль этой самой дороги и сидел Стефан, поджидая ее возвращения из «Сокола».
Он сидел как тот, кто позирует для портрета: сидел неподвижно, глядя на пеструю игру света и тени под деревьями, глядя на детей, которые играли перед школой, прежде чем пойти на свои первые уроки, глядя на жнецов, что работали вдалеке в полях. Уверенность в том, что он будет обладать любимой женщиной, так и не наступила, и ничто не могло смягчить горе молодого человека, кое только возрастало при мысли, что он с нею вот-вот расстанется.
Наконец, появилась Эльфрида: она ехала рысью, будучи своим обликом очень похожа на ту, какой она казалась во время их памятной прогулки к скалам, однако не было радости, кою она тогда излучала. Как бы там ни было, а она в значительной степени успокоилась оттого, что риск и неприятности для нее уже почти миновали. Ее уменье получать душевные раны могло сравниться лишь с ее же уменьем оправляться от них – особенность, по которой иные верно или ошибочно выносят суждение о недолговечности самой любви.
– Эльфрида, что тебе сказали в «Соколе»?
– Ничего. Никто не любопытствовал на мой счет. Они знают, что я ездила в Плимут и что я время от времени остаюсь на ночь у миссис Бикнелл. Я на это и рассчитывала.
И вот над этими двумя детьми расставание нависло, как призрак смерти, поскольку необходимо было, чтобы она немедленно отправлялась в путь. Стефан прошел рядом с нею почти милю. Во время этих проводов он сказал печально:
– Эльфрида, прошло двадцать четыре часа, а дело так и не сделано.
– Но ты должен был устроить все так, чтобы оно было сделано.
– Как я мог все устроить?
– О Стефан, и теперь ты спрашиваешь у меня – как! Неужто ты думаешь, что я отныне могу избрать себе в мужья любого другого мужчину на свете, да еще после того, как мы с тобой зашли так далеко? Неужели столь малы доказательства моей привязанности к тебе, что ты вздумал сомневаться, что я буду твоей? Разве не связала я себя с тобою безвозвратно?.. Гордость ничего не стоит перед лицом моей великой любви. Ты неправильно меня понял, когда я повернула назад, а я не могу объяснить. Уехать с тобою было ошибкой с самого начала, и пусть, возможно, то была наилучшая линия поведения. Знай, что, как только ты заработаешь на то, чтоб у нас с тобою был свой дом – каким бы бедным и скромным он ни был, – я буду готова пойти под венец, а ты приезжай и открыто делай предложение. – Она прибавила с горечью: – Когда мой отец узнает обо всем, что случилось за этот день, он будет очень рад избавиться от меня.
– Возможно, тогда-то он будет настаивать на немедленном заключении нашего брака! – отвечал Стефан, видя луч надежды, блеснувший для него в самой сердцевине ее угрызений совести. – Я надеюсь, что он разрешит нам пожениться, даже если мы и разлучимся на время, как мы и планировали.
Читать дальше