Он бодро и весело вошел в кабинет Орлова, чтобы передать ему донесения от своего коменданта.
– Ну, – завидев его, воскликнул князь Григорий Григорьевич, но тотчас же с удивлением взглянул на беззаботное весело улыбающееся лицо офицера, обыкновенно мрачного и печального, и спросил: – что ты скажешь? У тебя такой вид, точно ты принес целый ворох хороших новостей.
– Мне кажется, вы правы, ваша светлость, – ответил Ушаков, глаза которого блеснули выражением коварного злорадства, – дело близится к концу; я надеюсь, что я скоро буду избавлен от неблагородной работы рыть подкоп, рискуя сам погибнуть при взрыве; я делал это единственно лишь из глубокой преданности к вам, ваша светлость.
– Скажи лучше – «из любви к золоту», которое я давал тебе, – со смехом воскликнул Орлов. – Надежда на награду за твои заслуги – вот единственная и самая верная преданность моей особе, и такой преданности для меня вполне достаточно; никакой иной я не верю. Ну, в чем же дело? – спросил он Ушакова, который побледнел и крепко стиснул губы.
– Все готово, – ответил он, – завтра вечером узник будет освобожден.
– Ты уверен, – спросил Орлов, – что комендант ничего не знает и что он не принял никаких мер предосторожности?
– В этом нет ни малейшего сомнения, – возразил Ушаков. – Большинство солдат слепо предано Мировичу и никто из них не решится выдать что-нибудь, рискуя собственной жизнью; остальных легко переманить на свою сторону, или же в последнюю минуту они сами примкнут к заговорщикам, и я уверен, что освобождение заключенного совершится благополучно.
Орлов наклонил голову и потупился, чтобы скрыть вспыхнувшую в нем мрачную радость.
– А затем, – продолжал Ушаков, – с наступлением ночи заговорщики отвезут Иоанна Антоновича в Петербург; немногочисленный караул, охраняющий ворота, будет легко обезоружен. Я же, по поручению, данному мне Мировичем, должен известить Шевардева; освобожденного узника будут ожидать в артиллерийских казармах и провозгласят его императором.
– И все это произойдет завтра вечером? – спросил Орлов?
– Всенепременно, ваша светлость, – ответил Ушаков, – так как Мирович твердо обдумал весь план и уже раздал приказания солдатам-заговорщикам, с которыми он может видеться и говорить лишь с большими предосторожностями. Дело не терпит отлагательства.
Орлов погрузился в глубокое раздумье.
– А что должен делать я? – спросил Ушаков.
– Ты выполнишь поручение, возложенное на тебя Мировичем: ты известишь Шевардева, а остальное все совершится без твоего участия.
– Но какую же роль мне следует играть в последнюю минуту? – испытующе глядя на князя, спросил Ушаков. – Если я выкажу сопротивление заговорщикам, они погубят меня, если же примкну к ним, то неминуемо попаду в ловушку, расставленную им вами, ваша светлость. Осмелюсь еще раз напомнить вам, что в этом случае единственным моим оправданием будет служить ваше удостоверение, но если этого удостоверения не окажется или если оно запоздает.
– Ты – глупец, – небрежно произнес Орлов. – Я не забываю услуг; люди, услугами которых я пользовался, никогда еще не выражали недовольства мною. – Он произнес последние слова таким странным тоном, что Ушаков невольно содрогнулся. – Слушай, – продолжал князь, – я имею еще поручение к тебе.
– Я жду приказаний вашей светлости.
– Надо устранить эту Аделину, прежде чем обнаружится заговор Мировича, в которого она влюблена; она станете тосковать и плакать, государыня питает к ней расположение… ничего подобного не должно быть.
– А, может быть, мадемуазель Аделина, узнав об опасности, угрожающей ее возлюбленному, окажется еще менее склонной забыть его, – улыбаясь, промолвил Ушаков.
Орлов посмотрел на него враждебным, угрожающим взглядом, но, как бы не расслышав его замечания, продолжал:
– Так вот ты отправишься к этой девочке и передашь ей от имени Мировича, что он готов бежать с нею и что завтра вечером он пришлет за ней крытую карету, которая будет ожидать ее на Фонтанке; пусть Аделина явится туда ровно в девять часов. Она узнает кучера по красному шнурку на шее и скажет ему слово «Смоленск»; это – название полка Мировича и внушит ей доверие. Затем пусть она сядет в карету и немедленно отправляется к своему жениху, который якобы не осмеливается показаться в городе. Как ты думаешь, – спросил князь, – решится ли Аделина последовать такому приглашению?
– Я уверен в этом, ваша светлость, она еще никогда не выказывала мне недоверия; она убеждена, что я – друг ее возлюбленного.
Читать дальше