Эра Ершова - В глубине души

И вот с этого момента, именно с этого самого момента на авансцену Наниной жизни вышла Галчонок.

Так бывает, когда тихое беспомощное существо вдруг наполняется невероятной силой и готово свернуть горы, чтобы помочь близкому.

В такие моменты человек возвышается над собой, растет и обретает в своих глазах высшее значение.

Забыв про учебу и все прочее, Галя неусыпно дежурила у постели больной.

Из Тбилиси прилетели Нанины родители. Вокруг Алексея Ильича разгорался скандал.

— Ну, что вам, в самом деле, русских девочек мало? — поучала нерадивого доцента немолодая, но еще очень привлекательная ректорша. — Связались с грузинкой. У них же все по-другому.

Алексей Ильич со всем соглашался. И покорно кивал.

— Ну как можно сердиться на такого простофилю? — сетовала ректорша и ласково трепала молодого самца по волосам.

Но Нанин отец Лондер Зурабович был несколько иного мнения о случившемся. К тому же он оказался человеком при должности и со связями. Он требовал немедленного увольнения охальника из института. Не помогали никакие уговоры.

— Знаешь, что? — наконец придумала ректорша. — А ты женись на ней!

Услышав это, Алексей Ильич впал в такое отчаяние, что ректорше пришлось отпаивать его чаем.

— Нет! — кричал он. — Нет! Уж лучше остаться без места, без диссертации! В тюрьму — и то лучше!

Ректорша подливала в его стакан кипяток и ждала.

После второго стакана чая Алексей Ильич стал утихать, а на третьем и вовсе призадумался.

Тогда ректорша пододвинула к нему стул, взяла за руку и, с нежностью глядя ему в глаза, произнесла:

— Ну что ты так всполошился, глупенький? Не понравится, разведешься. А может, понравится! Грузинки — хорошие жены, мужьям все прощают… — С этими словами ректорша обвила его шею руками и подставила губы для поцелуя.

Предложение руки и сердца оказалось для Лондера Зурабовича весомым аргументом, он сразу ослабил хватку и стал ждать, пока Нана достаточно окрепнет после пережитого шока, чтобы сообщить ей радостную весть.

Все это время семейство Гомиашвили проживало в квартире у Галчонка. Им была выделена комната в однокомнатной квартире, а Галя с матерью ютились на кухне.

Нана быстро шла на поправку, но ее психическое состояние оставляло желать лучшего.

Каждый день, начиная с раннего утра, она в мельчайших подробностях рассказывала Галчонку о своем горе. Она говорила о своих страданиях, о том, как безобразно надругался над ней ее первый мужчина. Родители к подобным разговорам не допускались.

Галчонок все сносила одна. Закончив печальную повесть, Нана делала короткую передышку, настолько короткую, что времени как раз хватало, чтобы набрать воздуха в легкие, и тут же все начиналось сначала. Галя проявляла ангельское терпение.

— А потом он подошел и взял меня за руки, а потом он посмотрел на меня вот так… и поцеловал. — И в этом месте рассказа Гале все казалось, будто Нана лукавит, потому что на ее лице все еще читались едва заметные следы от того чувственного удовольствия, которое она испытала от близости с Алексеем Ильичом.

И Галя, слушая свою подругу, думала: «Господи, если бы меня хоть раз, хоть кто-нибудь взял вот так за руки и поцеловал, я бы простила ему все, все…»

На исходе второй недели Галя не выдержала. В самой трагической точке рассказа Наны она вдруг коротко хохотнула.

— Тебе смешно? — обиделась Нана.

— Нет! — Галя в испуге зажала ладонью рот, на глаза ее навернулись слезы.

— А почему же ты усмехаешься? — с угрозой в голосе произнесла Нана.

И тут Галю как прорвало. Она захохотала каким-то диким ненормальным смехом.

— Что с тобой? — насторожилась Нана.

— Нет! Нет! — выкрикивала Галя, громко икая.

На шум прибежали из кухни родители, Галчонка пришлось отпаивать валерьянкой, но зато Нана мгновенно пришла в себя.

На истерике подруги она как будто выскочила из затяжного кризиса и теперь с неподражаемой нежностью хлопотала вокруг нее.

К вечеру, когда страсти улеглись, обе семьи встретились за столом на кухне, и Лондер Зурабович торжественно сообщил дочери о предстоящей свадьбе.

Реакция Наны удивила всех: она встала из-за стола, ее лицо, шея, руки покрылись малиновыми разводами.

— Я сейчас вернусь… — произнесла Нана и ушла в ванную комнату. Там, закрыв за собой дверь, она включила душ и уселась на крышку унитаза.

Ее бил озноб от одной только мысли, что она еще раз окажется в одной постели с Алексеем Ильичом. В ее организме поднялась такая буря, что она сама не знала, что по этому поводу думать, и было только одно желание — спрятаться, спрятаться навсегда, чтобы никто не заметил, как сильно она хочет повторения с Алексеем Ильичом и как сильно стыдится этого желания.