Эра Ершова - В глубине души

В студии было полно народу. Ведущая — в каком-то клоунском наряде — отдавала последние распоряжения. Ее вполне мужское лицо могло бы выдержать испытание даже бородой и усами. Когда она разговаривала с Костиком, то казалось — все поправимо, стоит только этих двоих поменять местами.

Артем Олегович не в первый раз принимал участие в ток-шоу и всякий раз ненавидел себя за это, а вместе с собой ненавидел и всю эту кухню, всю систему, которая как-то совершенно незаметно увела его от всего подлинного, настоящего.

Ведущая с бешеным именем Клеопатра подлетела к Зайцеву, как только он занял свое место. Она низко склонила над ним тяжелое лицо и заговорила, нажимая на каждое слово. От нее пахло застоявшимся табаком, смешанным с такими же духами, которыми опрыскивал себя Костик.

— Вы меня поняли? Вы меня поняли? — трясла Зайцева Клеопатра.

— Да понял я, понял… — Зайцев все пытался отодвинуть свое лицо от нависающей над ним физиономии ведущей и потому уже почти лежал в кресле.

— Начинаем! — заорала наконец ведущая и отхлынула.

Сразу стало легче дышать. В студии вспыхнул свет, и все вокруг как будто увеличилось в размерах, сделалось доминантным, выпуклым: и зрители с одинаковыми лицами, и герои программы, и гости.

Ведущая торжествовала. Одного за другим она выволакивала на свет Божий каких-то невменяемых людей, которые что-то в жизни не поделили и пытались поделить в студии на глазах у всей страны.

Зайцева тошнило, но он никого не винил. Ведь он же мог не приходить на программу, не принимать участия во всех этих мерзостях. Но тогда бы упали продажи его книг.

Читатель забудет бедного Зайцева, и ему придется переместиться из дорогих ресторанов в «Крошку-картошку». А сейчас книги его продаются хорошо, огромными тиражами, хотя объяснение этому не мог найти ни один здравомыслящий человек и в первую очередь сам Зайцев.

Вообще в последнее время в его душу закрались смутные подозрения, что его читателей вовсе не интересует содержание произведения. Они читают не книгу, а просто складывают буквы в слова, слова — в предложения, а предложения — в абзацы.

Если бы это было иначе, то ни один из них не смог бы дочитать его книгу до конца, потому что там не осталось ничего, кроме бессмысленного набора слов с редкими эротическими сценами и описаниями географических достопримечательностей, которые он добросовестно списывал из справочников и путеводителей.

— Имя работает на тебя, старик! — хлопал его по плечу редактор.

И Артем Олегович представлял себе свое бедное имя, которое, согнувшись от непосильных трудов, влачит на себе эту тяжкую ношу — работает!

И все было бы хорошо, потому что Зайцев уже много лет вкушал от этих трудов праведных и забыл, забыл совершенно, что так было не всегда, и надо же такому случиться, чтобы накануне эфира, вечером, к нему на квартиру приволокли этого начинающего писаку.

Зайцев разговаривал с ним свысока, а тот весь потел и трясся от страха. Он хотел услышать мнение мэтра.

— Артем Олегович, — лепетал он. — Я так люблю ваши ранние рассказы. В них столько света! Я бы хотел научиться вот так, из ничего собирать сюжет. Но у меня это плохо получается. Я все описываю истории, которые где-то услышал, и, знаете, боюсь отклониться от реальности. Ведь это недостаток. Правда?

Гость раздражал Зайцева. Он представлял себе, как весь вечер, вместо того, чтобы посидеть у телевизора, ему придется читать очередной бред прыщавого подростка. И ведь за дверь не выставишь! Потому что Нина Николаевна просила, главный редактор!

— Вы, молодой человек, не беспокойтесь. — Артем Олегович милостиво улыбнулся. — Оставьте рукопись, я посмотрю на досуге.

— Вы меня извините, я рукопись оставить не могу, — смутился гость.

— Почему?

— Она у меня в одном экземпляре.

— Ну тогда пришлите мне ее в электронном виде.

— У меня нет компьютера.

— Так что же вы от меня хотите?

— Я хочу прочесть.

— О, господи! Только этого мне не хватало! — Зайцев стал нетерпеливо покачивать ступней.

— Впрочем, если это вас так затрудняет… — испуганно вскочил с места гость.

«Чертова баба! — подумал Зайцев. — Не простит, если я этого сморчка выставлю вон».

Гость прижимал к груди стопку листов и поглядывал на дверь, как бы прикидывая траекторию побега.

— Да сядьте вы! Как вас там?

— Гарик! — радостно воскликнул гость. — Гарик Зотов.

— Ладно, Зотов, давай, читай свою писанину. Подожди, я только за коньяком схожу.