Эра Ершова - Самая простая вещь на свете

Люда была добрым человеком, но и доброта ее казалась какой-то придурковатой, бессмысленной. Коллеги привыкли относиться к ней с этаким снисходительным высокомерием. Ее не просили об одолжении, а как бы делали одолжение, складывая на нее свои обязанности.

И Люда безропотно принимала все.

— А что, — говорила она, оставаясь за кого-то на дежурстве, — у них семья, жизнь, а мне все равно идти некуда.

И действительно, все тридцать пять лет ей совершенно некуда было идти.

По жизни она двигалась не в каком-то определенном направлении, как это делают целеустремленные люди, а по замкнутому кругу, каждый день повторяя один и тот же маршрут.

Никакого протеста или недоумения относительно ее незадачливой судьбы в ее душе не было. Напротив, ей казалось, что все устроено вполне разумно. Не может же женщина с таким ужасным лицом на что-то рассчитывать. Спасибо и на том, что ей отведен скромный уголок в этом большом и серьезном мире, где она может жить, никому не мешая. И вот однажды в этом самом уголке, как будто загорелся свет, яркий, радостный. И вся Людина жизнь осветилась надеждой.

Валера появился в пансионате в конце осени.

Все было так грустно, так безнадежно в этот день. Из бесконечных коридоров старинного здания пансионата постепенно уходил дневной свет, и зимняя мгла заволакивала пространство за окнами.

Люда сидела на стульчике возле процедурной и пыталась побороть сонную дремоту, которая окутывала ее каждый раз с наступлением спокойного времени года, и вдруг она услышала какой-то странный звук. Легкое постукивание, доносящееся из конца коридора. Постукивание было неравномерным, как будто дятел сбился с ритма.

Люда мгновенно проснулась, и безотчетная радость наполнила ее сердце.

Она встала, пошла навстречу звуку и увидела, как из глубины коридора ей навстречу двигается человек высокого роста, с густым ежиком седых волос на голове и в непроницаемых темных очках, сидящих на носу несколько криво. Мужчина исследовал пространство перед собой палочкой, которая и издавала этот восхитительный звук.

Люда замерла, она даже перестала дышать, боясь вспугнуть слепого, но, несмотря на это, когда мужчина проходил мимо Люды, он вдруг остановился, внимательно прислушался и произнес куда-то в пространство:

— Здравствуйте!

Люда огляделась по сторонам, кроме нее, в коридоре никого не было, это «здравствуйте» было обращено к ней. Люда сложила на груди руки и вежливо поклонилась, мужчина тоже кивнул и пошел дальше.

С тех пор Людина душа зацвела нежным чувством.

Она никому не поверяла своей любви. Она охраняла ее от посторонних глаз и носила с собой, как некое сокровище, о существовании которого знала она одна.

Валера оказался слепым массажистом, и с его появлением обстановка в пансионате стала какой-то странной. К нему потянулась длинная вереница страдающих различными недугами женщин. Женщины часами ожидали своей очереди в коридоре, в то время как в соседнем массажном кабинете, где принимала массажистка Рая, не было никого.

— Конечно, — говорила Рая, презрительно глядя на посетительниц, — я же только массаж делаю.

И сотрудники понимающе переглядывались.

От таких разговоров Людино лицо покрывалось красными пятнами.

Невостребованность у мужчин сформировала в ней болезненную целомудренность, что являлось постоянным предметом насмешек сослуживцев.

— Во, во, смотрите, ща в обморок упадет! — хохотала грубоватая Рая, тыча пальцем в Людину сторону. — Люд, а Люд, ты бы хоть из любопытства откупорилась, а то ведь так и в могилу сойдешь целехонькая. Обидно все-таки!

Люда чувствовала, как у нее на глазах наворачиваются слезы, и, дабы никто не заметил ее слабости, она быстро пряталась в процедурной. Оставшись одна, Люда давала волю слезам. Ей было обидно, но не за себя. Она страдала за Валерия Степановича. В ее глазах, он был чистейшим человеком, чуть ли не святым мучеником, которого все эти люди, с их грязными шуточками, были просто недостойны.

За те недолгие месяцы, которые Валерий Степанович работал в санатории, Люда сумела стать для него чем-то вроде среды обитания. Так, для рыбы, например, средой обитания является пруд, и без воды она начинает задыхаться. Валерий Степанович тоже испытывал что-то вроде удушья, когда подолгу не чувствовал рядом с собой молчаливого, мягкого и доброжелательного присутствия санитарки Люды.

Она никогда не докучала ему ненужными разговорами, она просто опережала движения его рук. Бывало, он потянется за полотенцем и тут же чувствует прикосновение мягкой ткани. Хочет включить кран, чтобы помыть руки, а из крана уже льется теплая вода.