Эра Ершова - Самая простая вещь на свете

— Тридцать семь.

— Ну, так он годам к пятидесяти выправится, — засмеялась Света и тут же осеклась. Марина смотрела на нее серьезно, как смотрят на человека, который глумится над чужой бедой.

Жених ритмично крутил головой из стороны в сторону, все больше напоминая встревоженного петуха.

К столу подошла пожилая официантка в старомодном переднике с рюшечками.

— Свет, закажи мне кофе, — попросила Марина и добавила: — Почернее. Без допинга здесь, пожалуй, не обойтись.

— Господин Хильденбранд, — обратилась к Фридриху Света, — я с вами останусь ненадолго. Моя подруга не говорит по-немецки, поэтому, если вы хотите что-нибудь обсудить, воспользуйтесь моим присутствием, я все переведу.

Жених вытянул шею вперед и захлопал глазами. Легкие пряди его бесцветных волос прилипли к вспотевшей лысине. Он мучительно молчал.

— Почему вы выбрали это кафе? Вы здесь недалеко живете? — Света попыталась начать разговор.

Жених судорожно глотнул и заговорил. Света внимательно слушала, склонив голову.

— Чего говорит-то? — поинтересовалась Марина.

— Я ничего не понимаю.

— Что, диалект?

— Да нет, скорее, дефект речи.

Слова вырывались из гортани немца с легким шипением, как пар из приоткрытого клапана. Казалось, Хильденбранд сам испуганно прислушивается к звукам собственного голоса.

— Не могли бы вы говорить помедленнее, — попросила Света. — У меня сложности с немецким языком.

Фридрих замолчал.

— Как я поняла из вашего письма, вы работаете в большой фирме на складе — так?

Фридрих коротко кивнул.

— А живете вы где? В городе?

— Да, я живу в центре, недалеко от моей работы, — теперь он с усилием растягивал слова, отчего его речь звучала, как замедленная магнитофонная запись.

— А откуда вы родом? — продолжала Света.

— Я приехал с севера Германии, из Ганновера, — отвечал Фридрих, как на уроке. — Там живет моя мама.

— Она тоже снимает квартиру?

— Нет, у нее свой дом.

— Слышь, Марин, ему в перспективе дом светит, — шепнула в сторону подруги Света.

Дальше Фридрих опять сорвался в галоп и начал тараторить.

— Ну ты что, опять ничего не понимаешь? — спросила Марина, глядя, как лицо подруги постепенно вытягивается от недоумения.

Фридрих замолчал, а Света застыла с открытым ртом.

— Ты мне, в конце концов, переведешь что-нибудь? — не выдержала Марина и дернула подругу за рукав.

— Марин, он спрашивает — у тебя паспорт с собой?

— Зачем ему мой паспорт понадобился?

— Он хочет сегодня на тебе жениться.

— Чего-о?

— Он понял, что вы для этого встретились.

Марина схватила сумку и, щелкнув замком, вытряхнула ее содержимое на стол. На образовавшуюся горку сверху шлепнулось увесистое портмоне.

— Слава богу! Все с собой! Поехали.

— Марин, ты что, с ума сошла? Ты же его в первый раз в жизни видишь.

— А вот все остальное уже мое дело, — отрезала Марина. — Поехали, говорю.

У немцев несколько иное обозначение этажей. То, что у нас считается первым, у них называется — Erdgeschoß, что в переводе на русский язык означает «земляной этаж». Это определение как нельзя лучше подходило к квартире, в которой поселились молодожены. Она была действительно расположена прямо на земле, без всякого задела или перехода. Окна отставали от асфальта сантиметров на десять, не больше, и тут же, сразу за окном, начиналась большая шумная дорога, которая подходила вплотную к дому с двух сторон. Домик был маленький и хлипкий, в три этажа. Его хрупкая конструкция начала шестидесятых никак не была рассчитана на современную агрессию несущихся в три ряда автомобилей. Стены, покрытые грязно-розовой штукатуркой, непрерывно вибрировали и дрожали, вызывая в жильцах смутное беспокойство и страх.

Фридрих, которого по российской привычке подруги быстро окрестили Федей, оказался человеком тихим и болезненным. С робким шуршанием он передвигался по двум крохотным комнатам, как бы боясь обнаружить свое присутствие в этой жизни. Приведя в дом молодую жену, он совершенно растерялся и, не понимая, что же теперь делать, стал пугливо прятаться в другой комнате.

Марина отнеслась к своему новому положению делово. Оказавшись после свадьбы с мужем наедине, она послушно приготовилась принести себя в жертву этому бледно-розовому, трясущемуся от страха существу. Но Фридрих, надев пижамку, юркнул под одеяло, пробормотал «Gute Nacht, Ängelchen» [10] Доброй ночи, ангелочек (нем.) . , повернулся спиной и притворился спящим.