Эрих Ремарк - Триумфальная арка [litres]

– Это всего-навсего аппендицит. Это совершенно не ваш уровень. Я и сам с сестричками мигом управлюсь. Вы же наверняка устали с дороги.

– Вебер, сделайте одолжение, позвольте мне прооперировать. Я не устал, и я в полном порядке.

Вебер расхохотался:

– Эк вам не терпится! Соскучились по любимому делу! Отлично. Как вам будет угодно. Вообще-то даже могу понять.

Равич вымыл руки, дал надеть на себя халат и перчатки. А вот и операционная. Он глубоко вдохнул запах эфира. Эжени стояла в изголовье у операционного стола и уже начала наркоз. Вторая сестра, молоденькая и очень хорошенькая, раскладывала инструменты.

– Добрый вечер, сестра Эжени, – поздоровался Равич.

Та едва не выронила капельницу.

– Добрый вечер, доктор Равич, – пролепетала она.

Вебер довольно усмехнулся. Эжени впервые соизволила назвать Равича доктором. А Равич уже склонился над пациентом. Яркий свет ламп заливал стол ослепительным белым сиянием. Этот свет, словно воздушный колокол, отгораживал его от всего остального мира. И от ненужных мыслей. Деловитый, холодный, безжалостный, но и добрый. Равич взял скальпель, поданный ему хорошенькой медсестрой. Сквозь тонкие перчатки он ощутил холодную твердость стали. Было приятно ощутить ее снова и вспомнить. Было приятно из смутной неопределенности наконец-то окунуться в эту точность, безусловную и непреложно ясную. Он сделал разрез. Тоненькая алая струйка крови потянулась вслед за лезвием. Все вдруг стало донельзя просто. Впервые с той минуты, как он вернулся, он вновь почувствовал себя самим собой. Беззвучный, но такой пронзительный свет. Дома, подумал он. Наконец-то дома!

– Она здесь, – сообщил Морозов.

– Кто?

Морозов огладил свою ливрею.

– Не прикидывайся дурачком. И не зли старого папашу Бориса при всем честном народе. Думаешь, я не понимаю, чего ради ты за две недели уже третий раз в «Шехерезаду» захаживаешь? Один раз хотя бы с ослепительной синеокой брюнеткой пришел, но два-то раза и вовсе один? Человек слаб, в чем и прелесть его.

– Иди к черту, – огрызнулся Равич. – Не унижай меня, болтливый привратник, в трудную минуту, мне сейчас силы нужны, как никогда.

– Тебе было бы лучше, если бы я тебя не предупредил?

– Конечно.

Морозов посторонился, пропуская двух американцев.

– Тогда отправляйся восвояси и приходи в другой раз, – посоветовал он.

– Она одна?

– Пора бы тебе знать: особу женского пола, пусть даже царственную, без сопровождения мужчины сюда никто не пропустит. Зигмунда Фрейда твой вопрос немало бы позабавил.

– Много ты понимаешь в Зигмунде Фрейде. Ты, видать, напился, вот сейчас как пожалуюсь твоему начальнику капитану Чеченидзе.

– Капитан Чеченидзе, мой мальчик, служил всего лишь поручиком в полку, где я был подполковником. И он об этом все еще помнит. Так что валяй, жалуйся.

– Ладно. Пропусти меня.

– Равич, – тяжеленные лапы Морозова легли ему на плечи, – не будь ослом! Пойди позвони своей синеокой красотке и приходи с ней, если тебе уж так неймется. Раз в кои-то веки послушай мудрого совета. Будет и дешево, и сердито.

– Нет, Борис. – Равич глянул Морозову прямо в глаза. – Дешевые уловки здесь ни к чему. Да и не хочу я.

– Тогда отправляйся домой, – изрек Морозов.

– В вонючий пальмовый зал? Или к себе в конуру?

Морозов выпустил наконец Равича из своих могучих лап и поспешил подозвать такси для вышедшей пары. Равич подождал, пока он вернется.

– А ты разумней, чем я предполагал, – похвалил Морозов. – Иначе уже проскочил бы.

И он чуть сдвинул на затылок форменную фуражку с золотыми галунами. Но прежде чем он успел еще что-то добавить, в дверях показался изрядно подвыпивший молодой человек в белом смокинге.

– Господин полковник! Мне только гоночную!

Морозов подозвал следующее по очереди такси и препроводил к нему пошатывающегося шутника.

– Вы не смеетесь, – сокрушался тот. – Насчет полковника шутка ведь недурна, разве нет?

– Отличная шутка. А насчет гоночной, пожалуй, даже еще лучше.

– Я передумал, – сказал Морозов, возвратившись на место. – Заходи. Наплюй на все. Я бы тоже так поступил. Когда-то это все равно должно случиться. Так почему не сейчас? Покончи с этим, так или эдак. Мальчишество, конечно, зато верный признак, что ты еще не старик.

– Я тоже передумал. Схожу лучше куда-нибудь еще.

Морозов смотрел на Равича с неприкрытым и веселым любопытством.

– Прекрасно, – заметил он наконец. – Тогда этак через полчасика снова увидимся.