Эрих Ремарк - Триумфальная арка [litres]

– Нет, – возразил Равич. – Я марокканец, и у меня французских паспортов сколько угодно и каких хотите.

– Я попрошу! – заорал Фернан. – Что вы себе позволяете?! Вы оскорбляете французское государство!

– Дерьма пирога! – внятно сказал один из рабочих. Зато представитель фирмы изменился в лице и, казалось, готов отдать честь.

– Фернан, да брось ты…

– Вы врете! Вы не чех! Так есть у вас паспорт или нету? Отвечайте!

«Крыса, а не человек, – подумал Равич. – Крыса в человеке, и никакими силами ее не утопишь. Не все ли равно этому идиоту, есть у меня паспорт или нет? Но крыса что-то учуяла и уже лезет из норы».

– Отвечайте! – надрывался Фернан.

Клочок бумаги. Есть он у тебя, нет ли – это всего лишь клочок бумаги. Достань он его сейчас из кармана, и эта тварь будет кланяться и рассыпаться в извинениях. Пусть ты целую семью зарезал, пусть ты банк ограбил – покажешь паспорт, и этот долдон как миленький отдаст тебе честь. Но будь ты хоть сам Иисус Христос – без паспорта ты бы давно подох в тюряге. Впрочем, до своих тридцати трех он бы сейчас и с паспортом не дожил – забили бы за милую душу.

– Я вас задерживаю до установления личности, – распорядился Фернан. – Я лично этим займусь.

– Прекрасно, – отозвался Равич.

Чеканя шаг, Фернан вышел. Второй полицейский смущенно перебирал бумаги.

– Мне очень жаль, месье, – сказал он немного погодя. – Он на таких делах прямо с ума сходит.

– Ничего.

– С нами-то все? – спросил один из работяг.

– Да.

– Вот и ладно. – Уходя, он повернулся к Равичу. – После мировой революции вам никакой паспорт не понадобится.

– Поймите, месье, – продолжил второй полицейский. – У Фернана отец на войне погиб. Ну, в мировую. Он всех немцев ненавидит, вот и устраивает такие штуки. – Он поднял на Равича смущенный взгляд. Видимо, догадался, что к чему. – Крайне сожалею, месье. Будь я один…

– Ничего страшного, – утешил его Равич. Он еще раз огляделся. – Можно мне позвонить, пока этот Фернан не вернулся?

– Конечно. Телефон вон там, у стола. Только поскорее.

Равич позвонил Морозову. По-немецки рассказал ему, что случилось. Попросил известить Вебера.

– И Жоан тоже? – спросил Морозов.

Равич задумался.

– Нет. Пока не надо. Скажи ей, меня задержали, но дня через два-три все будет в порядке. Присмотри за ней.

– Ладно, – без особого энтузиазма отозвался Морозов. – Будь здоров, Войцек.

Равич положил трубку, как только вошел Фернан.

– Это на каком же языке вы беседовали? – спросил он с ехидной улыбочкой. – Неужто на чешском?

– На эсперанто, – ответил Равич.

Наутро явился Вебер.

– Ничего себе мерзость, – опешил он, оглядывая камеру.

– Французские тюрьмы – это еще самые настоящие тюрьмы, – заметил Равич. – Их не затронул презренный тлен гуманизма. Добротное вонючее восемнадцатое столетие.

– Отвратно, – пробормотал Вебер. – Отвратно, что вы сюда угодили.

– Ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Надо было оставить эту женщину истекать кровью. Мы живем в стальные времена, Вебер.

– В чугунные. Эти ребятки уже докопались, что вы в стране нелегально?

– Конечно.

– И адрес знают?

– Конечно, нет. Разве могу я подвести под монастырь старый добрый «Интернасьональ»? За постояльцев без регистрации хозяйку оштрафуют. И, конечно, устроят облаву, сцапав еще дюжину беженцев. Местом жительства я в этот раз указал отель «Ланкастер». Небольшой, дорогой, изысканный отель. Когда-то гостевал там в прошлой жизни.

– А зовут вас теперь, значит, Войцек.

– Владимир Войцек. – Равич ухмыльнулся. – Уже четвертое мое имя.

– Вот ведь переплет, – сокрушался Вебер. – Что мы можем сделать, Равич?

– Не так уж много. Главное, чтобы эти ребятки не выведали, что я здесь не в первый раз. Не то полгода тюрьмы мне обеспечено.

– Вот черт.

– Да-да, мир день ото дня становится все гуманнее. Живи опасно, как говаривал Ницше. Эмигранты следуют его наказу, хотя и поневоле.

– Ну а если они не дознаются?

– Две недели, думаю так. Ну и как обычно: выдворение.

– А потом?

– А потом я вернусь.

– Пока вас опять не сцапают?

– Именно. В этот раз мне еще повезло. Два года как-никак. Целая жизнь.

– С этим надо что-то делать. Дальше так продолжаться не может.

– Почему? Вполне. Да и что вы можете сделать?

Вебер задумался.

– Дюран, – вдруг произнес он. – Конечно! Дюран кучу важных людей знает, у него связи. – Он осекся. – Господи, да вы же сами оперировали чуть ли не главного шефа по этим делам! Того, с желчным пузырем!