Эти птенцы гнезда Ушакова — Сорокин и Белле — оказались людьми незаурядных военных способностей: с малыми средствами, которые были в их распоряжении, они сумели в очень короткий срок изгнать, руководя местными ополчениями, французов из многих занятых было ими городов, между прочим и из Неаполя.
Но ополчения, предводимые кардиналом Руффо и другими роялистами, были монархическими, а противники их, французы, опирались на другие ополчения — республиканские; в то время в Италии шла гражданская война.
Русские моряки, таким образом, вынуждены были, оторвавшись от устройства республики на семи Ионических островах, подавлять республиканцев в Италии. Однако к их чести нужно сказать, что они не только не участвовали в ужасных жестокостях, которые учиняли монархисты в отношении побежденных уже республиканцев, но и противились им, насколько были в силах.
Совсем иначе вели себя англичане во главе с Нельсоном, который тоже участвовал в осаде Неаполя. Он приказал ни больше ни меньше, как повесить на мачте одного из своих судов республиканца адмирала Карачиолло, чем вызвал глубочайшее возмущение в русских моряках, помнивших, как обращался с пленными французами их адмирал Ушаков. Всячески стараясь оградить побежденную часть Неаполя от неистовств Нельсона, кардинала Руффо и других вождей монархистов, наши моряки заслужили большую признательность неаполитанцев, а исключительная храбрость маленького русского десантного отряда — он весь-то состоял из пятисот человек! — изумила как французов и итальянцев, так и англичан; даже Нельсон писал о «храбрости и великих достоинствах капитан-лейтенанта Белле и каждого офицера и рядового, находящегося под его командой».
Но кроме Фердинанда, короля неаполитанского, к Ушакову через посредство Суворова обратился за помощью еще и Франц, император австрийский. Французы в то время владели городом Анконой на Адриатическом море. Это город был уже в другой основанной ими республике — Римской. Отсюда, из Анконы, французы мешали свободному плаванию австрийских транспортных судов в северной части Адриатики. Ушаков командировал в Анкону несколько своих кораблей и фрегатов под командой контр-адмирала Пустошкина, с которым вместе учился в Морском корпусе. Эта операция была серьезнее первой, так как Анкона была хорошо укреплена французами, имела двухтысячный гарнизон, а в гавани ее стояло несколько судов, в числе которых были и два корабля.
Обстреляв Анкону, Пустошкин предложил было гарнизону сдаться, но получил отказ, а десантных войск для тесной осады у него не было. Опираясь на местные повстанческие силы, Пустошкин занял окрестности Анконы и хотел было приступить к осаде, но внезапно был отозван Ушаковым, так как появились слухи о большом франко-испанском флоте, будто бы идущем против него и Нельсона, осаждавшего тогда о. Мальту. Нельсон снял осаду Мальты, Ушаков — осаду Анконы, чтобы сгруппировать свои силы, но слух оказался ложным.
Вторично послана была к Анконе небольшая эскадра, уже под начальством капитана 2 ранга Войновича, брата контр-адмирала. Теперь гарнизон Анконы стал уже больше на тысячу человек, и окрестности, занятые Пустошкиным, конечно, снова захвачены были французами.
Однако, войдя по примеру Пустошкина в связь с народным ополчением, Войнович повел правильную осаду Анконы, и гарнизон крепости был уже близок к сдаче, когда совершенно неожиданно появился под стенами ее восьмитысячный отряд австрийцев под начальством генерала Фрейлиха.
Австрийцы были союзниками русских, и, казалось бы, Войновичу оставалось только радоваться, что «нашего полку прибыло», но на деле вышло иное.
Фрейлих отнесся к Войновичу и предводимым им русским силам весьма презрительно, так что даже не хотел с ним общаться, а изнемогавший уже и вдвое уменьшившийся численно гарнизон уговорил сдаться непосредственно ему на соблазнительно почетных условиях.
Французы сдались ему; Войнович донес об этом Ушакову; страшно возмущенный таким поступком австрийского генерала, Ушаков послал соответствующее донесение Павлу; Павел потребовал от Франца суда над Фрейлихом, и хотя тот по суду был исключен со службы, но тем не менее союз между Францем и Павлом дал такую глубокую трещину, что очень скоро распался, так как и без нее был непрочен из-за подлого отношения австрийского правительства к Суворову и русской армии, боровшейся за целость и незыблемость трона Франца.
К концу лета 1799 года подобные трещины появились и в отношениях с Турцией и Англией.
Читать дальше