Не прошло и получаса, как избитый корабль Саида должен был уйти под защиту других судов. Выдвигавшиеся на его место также в короткое время приводились огнем кораблей Ушакова в растерзанный вид, и в конце концов, после канонады, длившейся около четырех часов, весь флот противника, пользуясь наступившей темнотой и густой дымовой завесой, покинул поле сражения.
Некоторое время гнались было за ним суда Ушакова, но поднялось сильное волнение, суда же были по-прежнему не только тихоходны, но и очень валки, а так как иные из них имели подводные пробоины, то Ушаков счел за лучшее стать в укрытом месте на якорь и заняться их починкой.
Но зато о возможности чиниться не смели и думать во флоте капудан-паши. Спасаясь от погони, там шли полным ходом, пока могли идти. Но далеко уйти некоторые из кораблей, особенно сильно потерпевшие, не могли, конечно, и из них несколько пошло ко дну со всем экипажем, так как ветер развел большую волну, а при такой волне темной ночью, когда на всех уцелевших парусах суда спасались бегством, нечего было и думать о спасении людей, тонувших в море.
Весь флот разбился на отдельные эскадры, из которых состоял, и каждая спасалась по мере разумения своих командиров: одна у берегов Румелии, другая у берегов Анатолии. Только алжирцы добрались до Босфора и вошли в пролив ночью, но корабль Саида-Али в виду Константинополя стал тонуть и пушечной пальбой требовал помощи, так как большая половина его экипажа была убита или ранена. Отчаянный вид судов алжирской эскадры, масса убитых и раненых на ней и полная неизвестность, что сталось с остальными эскадрами и куда делся сам капудан-паша Гуссейн, так испугали султана, что он повелел немедленно заключить мир с Россией.
Окончательно заключен был этот мир в январе следующего года в Яссах, уже после смерти Потемкина, последними строками которого было донесение Екатерине II о победе у м. Калиакра, одержанной Ушаковым.
Благодаря чему же все-таки одерживались эти победы кроме личного мужества и искусства замечательного русского флотоводца?
Противник во всех боях был в подавляющих силах, а в последнем — даже в двойных, суда его, по свидетельству современников, были лучшего устройства, не говоря уже о их большей ходкости, и все-таки он неизменно терпел поражение.
Для объяснения этого странного на первый взгляд явления следует припомнить характеристику, данную Ушаковым командам своих судов, когда он, обращаясь к Войновичу, представлял их к наградам: «Я сам удивляюсь проворству и храбрости моих людей: они стреляли в неприятельский корабль не часто и с такою сноровкою, что казалось, каждый учится стрелять по цели».
Эти слова похвалы командира своей команде являются лучшей похвалой и ему самому: людей нужно было научить этому проворству и этой сноровке в стрельбе; в них нужно было воспитать эту храбрость.
Совсем другое дело было на турецких кораблях, где капудан-паша продавал должности командиров судов тем соискателям их, которые платили ему больший «бакшиш», а те выручали данные ему деньги, распродавая на своих кораблях должности старших и младших офицеров. Каким же образом подобный офицерский состав мог обучить морскому делу матросов, когда он сам не имел ни любви к нему, ни знаний в нем?
Конечно, для того чтобы поставить флот свой на бо́льшую высоту сравнительно с русским, султан и его помощники в этом деле — сперва Эски-Гассан, затем Гуссейн-паша — приглашали корабельных инженеров из Франции и Швеции, и суда-то строились лучше, чем их строили в России, притом в самом спешном порядке, но как можно было переделать в короткий срок порядки, царившие во флоте?
Из подданных султана самыми лучшими моряками были греки, и те суда, где они в экипаже были в большинстве, обыкновенно сражались и с большим умением, и с отчаянной храбростью. Но конечно, будь у Ушакова корабли так же хорошо построенные, обшитые медью, как турецкие, а не обросшие ракушками и морской травой, не изъеденные морским червем, обитавшим в севастопольских бухтах, результаты его побед были бы совсем другими, и это надо понимать прежде всего при их оценке.
Через несколько лет после заключения мира в Яссах и самому Ушакову представилась возможность быть в Константинополе именитым почетным гостем, познакомиться со своими противниками на Черном море, посетить доки и эллинги, где строились новые суда и чинились старые, — словом, из страшного врага превратиться в дорогого друга: в 1798 году император Павел I вступил в союз с Турцией против Франции, и Черноморский флот призван был действовать в Средиземном море заодно с турецким против французов, причем полному адмиралу турецкого флота Кадыр-бею приказано было султаном Селимом не только быть в подчинении у вице-адмирала Ушакова, но еще и учиться у него.
Читать дальше