Роки Каллен - До последнего вздоха

Как-то раз ты жарила курицу, масло шипело и брызгалось. Вошел отец и спросил свои громогласным голосом:

– Как поживают мои девочки?

Он остановился в проходе и протянул к нам руки. Я спрыгнула со своего стула и добежала до него раньше. Это была гонка, победителя которой обнимали первым. Он опустился на колени, чтобы стиснуть меня в объятиях, а когда он отпустил меня, я побежала обратно к столу, чтобы закончить срисовывать подаренный Августом рисунок, изображавший гепарда в джунглях.

У меня никогда не получались такие же рисунки, как у Августа. Со временем я перестала пытаться их перерисовать. Вместо этого я стала придумывать истории, которые потом рассказывала ему. Но в тот день я все еще старалась воспроизвести все его движения и изобразить идеальные пятнышки, которые выглядели скорее как комки грязи на моем коротконогом и приплюснутом гепарде. Отец посмотрел на тебя и склонил голову набок.

– Хммм… – произнес он. Он обычно издавал этот звук, когда на кухне вкусно пахло или когда он прижимал тебя к груди, чтобы поцеловать.

Ты улыбнулась. Твои волосы были собраны в неаккуратный пучок, заколотый с помощью ручки. Ты переворачивала курицу в сковороде. Он не двигался, ты обернулась.

– Что?

Мой взгляд упал обратно на лист бумаги. Я раскрашивала и пыталась подобрать нужный оранжевый цвет. Я знала, какой оттенок мне был необходим. Как рассвет. Прямо как название нашей улицы.

– Никогда не замечал, что ты ходишь на работу в таких коротких юбках.

– Каких юбках? – усмехнулась ты. – Они почти до колена достают. Вовсе не короткие.

Он дразнил тебя своим голосом.

– От этих коленок мужики, наверное, с ума сходят.

Я не смотрела, но я знала, что отец обнял тебя. Его голос зазвучал ближе, но немного приглушенно от того, что он целовал тебя в шею. Забавно, что мы способны столько всего слышать. Движение. Жест. Чувства, скрытые в голосе или звуке.

Например, я поняла, что ты откинула голову назад. Что засмеялась, несмотря на то что я не видела этого. Смех был таким внезапным и громким. Как и всегда, когда ты не ожидала, что тебя рассмешат.

– Ой, прекрати.

В тот вечер он прекратил.

И наша жизнь потекла, как раньше. Все одно и то же изо дня в день. Но начали меняться мельчайшие детали. Едва заметные моменты.

Ты то и дело спрашивала, не видела ли я юбку. Искала пропавшую пару туфель. По возвращении домой отец вдыхал твой запах, потом спрашивал, почему от тебя пахнет одеколоном, а ты лишь недоуменно моргала в ответ. Потом ты обнюхивала себя и говорила: «Не понимаю, о чем ты говоришь, милый». И ты протягивала ему свое запястье, чтобы он убедился. Мне казалось, что от тебя пахнет клубникой.

Он спрашивал, почему ты улыбаешься без причины, и этот вопрос смешил тебя. Не так, чтобы ты откидывала голову назад и хохотала, а так, что ты сдавленно хихикала, пытаясь таким образом отгородиться от него. Он начал жаловаться на то, что ужинали мы поздно, он к этому времени был очень голодный, на то, что его мама успевала приготовить еду до того, как папа возвращался с работы. Все это говорилась в перерывах между объятиями, поцелуями, сюрпризами в виде букетов цветов и скрывалось за нашими ежевечерними ритуалами.

Я не сразу заметила, как вместо того, чтобы держать меня за руку и слушать рассказы о моем дне, ты стала устремляться прямиком на кухню. Или как ты начала смотреть на часы. Или как я перестала болтать за столом, когда появлялся отец, потому что знала, что он хочет тишины. Мельчайшие детали. Он вписался в течение нашей жизни. Но отец был подобно камню, который смог исказить его поток. И поначалу мы не заметили, как течение нарушилось.

Однажды у тебя не завелась машина. Она была старая. Я сидела на заднем сиденье, а ты ударила по рулю от досады. И вздохнула.

– Ну, детка, кажется, в школу мы сегодня пойдем пешком.

– Идем!

Я схватила свой портфель и выскользнула из детского кресла. Мы шли в школу, держались за руки и размахивали ими.

– Ты не опоздаешь на работу?

– Ага, опоздаю. Но ничего страшного. Я просто возьму часть работы с собой и закончу ее дома. Твой отец раньше работал в автомастерской, поэтому он сможет разобраться, что случилось с машиной. Я позвоню ему, когда вернусь домой, а потом вызову такси, чтобы добраться до работы.

Вечером из школы мы не шли пешком. Ты подъехала и махнула мне рукой из ярко-зеленого седана мистера «Грейсона».

– Смотри, Элли! Нас согласились подвезти.

В нашем городке не было такси. Для этого он был слишком маленьким. А мистер Грейсон был на пенсии, и у него появилась новая блестящая машина, и, если кого-то нужно было подвезти, стоило только позвонить ему. С зеркала заднего вида у него свисало четыре черных освежителя-елочки, и мне нравилось, как они пахли. Мне чудилось, будто мы богачи из фильма, у которых есть собственный водитель. Сиденья были черными и гладкими, а окна опускались и поднимались автоматически. Я играла с кнопкой и смотрела, как они ползают вверх и вниз. Ты смеялась.