Роки Каллен - До последнего вздоха

– А, ну, может, это был и не ты. Она вернулась домой и выплакала все глаза. Бедняжка. Некоторые просто так устроены, знаешь.

Отец вздохнул.

– Хмм, интересно, а что, если…

Но потом он махнул рукой, как будто пришедшая ему в голову идея была вздорной, и развернулся к дому.

– Что, интересно? – Ты делаешь шаг вперед, внезапно насторожившись.

– Ой, ну знаешь. Интересно, а что, если произошедшее той ночью заставило ее…

Отец замолчал. Ему не нужно заканчивать это предложение. Твое смятение говорит само за себя. Я была с тобой. Это написано у тебя на лице, но я этого не помню.

– Видимо, мы никогда не узнаем, – говорит отец, отворачиваясь.

Краешек его губы изгибается в жестокой усмешке. Я единственная, кто это видит.

Мой отец может причинить боль, не только наставляя синяки. Он всегда знает, что сказать, чтобы вывести тебя из равновесия. И тебе начинает казаться, что ты падаешь.

Но что же случилось позапрошлой ночью? Я никогда раньше не выходила гулять. Каждый вечер я ложилась спать, закрыв дверь к себе в комнату и положив на голову подушку, чтобы не слышать доносящиеся с другого конца коридора стоны.

Я смотрю на тебя. У тебя глаза на мокром месте, и ты дрожишь.

Твои глаза такие большие – мне кажется, что твои слезы могли бы затопить весь мир.

Я помню тот день, когда ты, Август Мэттьюс, появился в моей жизни.

Это был первый день в подготовительном классе начальной школы. Когда я тебя встретила, твоя внешность показалась мне забавной. Помню, я подумала, что твоя голова на размер больше, чем нужно, по сравнению с твоим телом и что твои огромные глаза напоминают блюдечки, в которые мы разливаем молоко для бездомных кошек, живущих в нашем районе.

До того, как я пошла в школу, мне нравилось все свое время проводить с мамой. А теперь я оказалась всего лишь головой в море других таких же. Я была маленького роста, и мне приходилось постоянно смотреть вверх. Я оглядывала всех и гадала, кто же поделится со мной своими цветными карандашами. Я осматривала классную комнату, пытаясь отличить тех, кто может оказаться добрым, от тех, кого мне следует избегать. Твое лицо появилось из ниоткуда, и ты стоял слишком близко ко мне.

– Привет! Меня зовут Август Мэттьюс. – Ты был ненамного выше меня. – Мне нравится твой рюкзак.

Это был рюкзак с «Могучими рейнджерами». Я не хотела носить розовый и девчачий. Мне нравился Красный Рейнджер, потому что он казался самым сильным.

В меня врезался ребенок покрупнее, и я упала. Моим ладошкам стало больно, и мне захотелось плакать, но я не стала. Я почувствовала, как мне на плечо легла маленькая рука.

– Ты в порядке?

– Да, я в порядке.

Ты помог мне встать.

– Ты такой неуклюжий, Джеффри! Нельзя сбивать людей с ног! Я все расскажу мисс Линдси! – сказал ты, выпятив грудь и смерив свирепым взглядом скалящегося мальчишку с копной светло-русых волос.

Он был больше нас обоих, но ты все продолжал зло смотреть на него своими глазами-блюдцами. Я его боялась, но, заметив, что тебе, кажется, не страшно, я тоже расправила плечи. Старший мальчишка закатил глаза и направился к входным дверям в школу.

– Спасибо, – сказала я.

Ты посмотрел на мой рюкзак и озадаченно спросил:

– У тебя есть все для урока?

Ты, должно быть, заметил, что он был слишком плоский. Я ничего не купила к школе.

– Все есть. Только цветные карандаши нужны.

Твои глаза-блюдечки снова загорелись.

– О!

Ты снял свой ранец с плеча и расстегнул его.

– Можешь взять мои. У меня есть запасные. Мне нравится раскрашивать.

Ты улыбался, а потом, когда учителя построили нас и мы оказались в разных шеренгах, я открыла свой рюкзак, чтобы положить в него карандаши. Я увидела надпись на коробке, и у меня отвисла челюсть.

– Они с блестками!

Ты засмеялся.

– Нарисуй единорога! – крикнул ты, пока наши шеренги расходились в разные стороны.

– Я не умею! – прокричала я в ответ.

– Тогда я для тебя нарисую!

И на следующий день, прежде чем нас отвели в разные классы, мы увидели друг друга, и ты передал рисунок с красивым единорогом и радугой, разукрашенный блестящими карандашами. Я запищала от восторга, а ты засмеялся. Ты в принципе часто это делал.

Ты смеялся громко и от всего сердца. И мне это понравилось.

Сейчас ты не смеешься. Ты стоишь, сгорбившись, и выглядишь одновременно и слишком старым и слишком молодым. Отец повернулся к тебе спиной и не видит, как ты то сжимаешь, то разжимаешь кулаки. Когда он захлопывает входную дверь, ты выпрямляешься в полный рост, во все свои метр восемьдесят пять, и убегаешь.