Роки Каллен - До последнего вздоха

А еще ты не накрашена.

Ты всегда надеваешь маску, скрывая черные и синие пятна под слоями суперстойкой тональной основы Cover Girl. Ты наносишь тени, румяна, и при взгляде на твое лицо вспоминаются разноцветные восковые мелки Crayola. Оно выглядит фальшивым.

Раньше я стеснялась тебя.

Стеснялась того, что ты так часто неискренне улыбаешься, что тональный крем и подводка скатываются и забиваются в морщинки у твоих глаз. Мне было стыдно за свое стеснение, потому что я знала, что за этой маской скрывается боль.

И вот я смотрю на тебя, на твое лицо без косметики, на глаза, опухшие настолько, что они кажутся закрытыми, на черно-синюю кожу, а не на пудру. Я подхожу к тебе ближе и опускаюсь на колени. Я не знаю, действительно ли я чувствую исходящий от пола холод, или это всего лишь мое воображение.

Я не понимаю, почему я так удивлена. Без косметики, без фальши ты выглядишь точно как я.

Бледная кожа. Веснушки. Глаза цвета шоколада.

И, словно дрожащее дыхание, сначала похожее на видение, ко мне возвращается воспоминание.

Это было так давно, но теперь я вспомнила. Кажется, мне было четыре. Я помню, как посмотрела в висящее в салоне зеркало заднего вида, увидела твои глаза и закричала:

– Мамочка, мамочка! У нас глаза одного цвета!

Ты широко мне улыбнулась.

– Да, дорогая. Шоколадные! У нас вкусные глаза-шоколадки!

И мне это понравилось. Глаза-шоколадки. У тебя был певучий голос. В нем не было гнусавости, но была выразительность, которая заставляла меня думать о сладком чае летним днем. Я все еще улыбалась, когда мы подъехали к дому и увидели припаркованный на подъездной дорожке старый «Кадиллак» модели семьдесят девятого года.

С твоего лица исчезла улыбка, ты проехала мимо нашего дома.

– Мамочка! Ты проехала наш дом, глупышка! – засмеялась я.

Я заметила, как ты напряглась, с каким выражением ты продолжала смотреть в зеркало. Ты ехала совершенно не в том направлении. Мы заезжали на парковки, катались по соседним улицам. Ты даже остановилась напротив полицейского участка. Я слышала твое дыхание. Оно дрожало. Я спросила, почему мы не можем поехать домой.

Сначала ты ничего не ответила. Ты просто сидела и смотрела в окно, и казалось, что ты только и думаешь о том, как бы сбежать . Но потом ты вернулась в реальность и сказала:

– Мамочка просто задумалась, солнышко.

Мы оставались у отделения полиции достаточно долго. Ты так и не вышла из машины. Когда солнце начало садиться, ты выехала с парковки, и мы продолжили кататься.

Я была не против. Мне нравилось ездить с тобой на машине. Я смотрела в окно и думала о сладком, тающем шоколаде.

Было уже темно, когда мы наконец припарковались позади «Кадиллака».

Ты посмотрела в зеркало заднего вида. Твои глаза были влажными.

– Послушай меня, малышка. Что бы ни случилось, я с тобой, поняла? Я всегда буду тебя защищать.

Твой голос дрогнул. Мне показалось, что ты не сможешь сдержать это обещание, но я все равно тебе поверила.

И ошиблась.

Ты двигалась очень медленно. Ты дождалась щелчка, сняла ремень безопасности. Ты повернулась к открытой водительской двери, свесила ногу, но не сразу выпрыгнула из машины. Ты расстегнула ремень на моем детском сиденье и крепко-крепко меня обняла.

– Мамочка, почему ты плачешь? – спросила я.

И ты ответила:

– Мамочка просто очень сильно тебя любит, дорогая.

Ты собиралась нести меня на руках к дому, но я выскользнула из твоих объятий, заявив, что я уже большая девочка и хочу идти сама. Ты не стала настаивать. Ты взяла меня за руку. Она была такой маленькой. Ты поцеловала кончики моих пальцев, и мы пошли к двери. Она открылась изнутри, и я уставилась на стоящего на пороге мужчину. У него были черные волосы с проседью у висков и обросшее щетиной лицо. Я видела его впервые.

– Мамочка, кто это у нас дома? – спросила я у тебя.

– Твой отец, – сказала ты срывающимся голосом. – Это твой отец, Элли. И, видимо, он нашел нас.

Он. Нашел. Нас.

С тех пор прошли годы. Воспоминание об этом дне затерялось среди других. Но, очутившись в фокусе, оно оказалось явственным и ярким. На несколько секунд оно даже затмило настоящее, как будто ему требовалось все мое внимание целиком. Как будто оно было важным. Я выдыхаю. Мне бы хотелось раствориться в нем. Мне бы хотелось вернуться в прошлое и жить той беззаботной жизнью, что я вела до того, как на нашем пороге появился он. Но это всего лишь воспоминание, не более того. Но может быть, просто предположим, что я вспомню достаточно, чтобы понять почему. Почему часть меня, мое сознание, осталась здесь. И может быть, если я выясню почему, я узнаю, что делать, чтобы выйти из этого лимба. Может, понимание – ключ ко всему.