Виллем Херманс - Электротерапия. Доктор Клондайк [два рассказа]

Роналд бесцельно бродил по дому, чувствуя, что вот-вот разрыдается. Он поднимался по лестницам мимо высоких окон. Нельзя подходить к ним слишком близко, говорили ему, не то свалишься. И в самом деле, когда нажимаешь на рамы рукой, они поддаются. Кое-где в коридорах висели электрические звонки необычной старинной конструкции. Судя по слою пыли, ими давно уже не пользовались. Так зачем они тогда нужны, Всюду были какие-то тайны. В шкафах, в тех комнатах, где никто никогда не жил… Но интереснее всего оказалось на цыпочках красться по чердаку. Вот древко от знамени и само знамя в футляре. На стеллажах хранятся яблоки. Стоят отслужившие свое стулья и страшное дядино охотничье ружье, из которого ни разу не стреляли. (Роналд этого не знал.) Сложенные стопками пожелтевшие дела из нотариальной конторы. Копировальный пресс, давно замененный пишущей машинкой; старые телефонные аппараты, краны от умывальника, газовые лампы. Сердце его громко стучало, в душе зародилось чувство освобождения, хотя все это ему не принадлежало. Вид этих вещей, ветхих и всеми позабытых, возбуждал его и в то же время вызывал тоску.

Одна из половиц чердака скрипела под ногами. Он этого не знал и наступил на нее. Тотчас появилась тетя, которая все это время разыскивала его, отвесила ему подзатыльник и отодрала за уши, чем сильно его оскорбила. Ведь она была чужая и не имела права его трогать. Но он промолчал. Ему не привыкать. Ребята в школе били его на протяжении всех шести лет, да и отец не скупился на колотушки. В таких случаях Роналд думал о том, что кличка Исусик, быть может, весьма почетна.

— Не смей ничего трогать! — пронзительно крикнула тетя. — Мало того, что ты сломал игрушку своего братика, теперь ты еще и сюда полез. Марш отсюда! — Она потащила его вниз по лестнице, по всей длинной лестнице с цветными стеклами в окнах, наполнявших площадки кровавым туманом.

Внизу, положив ногу на ногу, сидел отец. Брюки у него неряшливо вздернулись. Из-под них выглядывали шерстяные кальсоны лимонного цвета и спустившиеся дешевые носки. Из усов торчала толстая черная сигара; ее дым разъедал наполненные слезами глаза Роналда. Жирной волосатой рукой отец ударил его по лицу и сказал:

— Ты неблагодарная свинья. Радоваться надо, что тетя пригласила тебя погостить, а ты ведешь себя как скотина. Ведь тетя так много для тебя делает. Думаешь, другие мальчики выезжают летом за город? А теперь убирайся!

Роналд повернулся, чтобы уйти.

— Поди сюда, негодяй, — крикнул отец. — Я еще не кончил. Прощаю тебя в последний раз. Если ты еще что-нибудь натворишь, мы сразу же уедем в Амстердам, Понял?

Роналд подумал про себя: вот хорошо бы, папа. Но когда отец, остыв, спросил его, не вернуться ли им завтра домой, он в растерянности ответил:

— Пожалуйста, не надо, папа.

А тете он должен был сказать:

— Простите, пожалуйста, тетя, что я так плохо себя вел.

И тетя ответила:

— Хорошо, мы подумаем.

Последним его убежищем была кухня, где он беседовал с болтливой кухаркой-немкой. В первый же вечер после приезда родители послали его на кухню. Там Роналд играл с кухаркой в уголки, размышляя об универсальности игры. Розалинда говорила на незнакомом языке, но за доской они отлично понимали друг друга.

В кухне он садился за огромный деревянный стол. Иногда ему разрешалось молоть кофе. А в пять часов звонок вызывал кухарку, и она возвращалась с портвейном в простой рюмке, непохожей на нарядные, подававшиеся к столу. Тогда, чувствуя, как сердце в груди колотится от страха, что в кухню войдет тетя, Роналд делал глоток из рюмки, которую протягивала ему кухарка. Кухарка между тем начинала болтать. Ее голос, произносивший массу незнакомых звуков, был как роща, полная воробьев и скворцов. Начинал болтать и Роналд, произнося отдельные звуки на немецкий манер.

Хороший ли у них в Амстердаме сад?

— О нет, у нас вообще нет сада. Мы живем в большом доме. В Амстердаме ни у кого нет таких садов, как здесь. Мы живем на четвертом этаже. Это значит, надо подняться по трем лестницам, понятно?

— По трем лестницам?

— Да, по трем. — И он поднял вверх три пальца.

— Ух ты… — произнесла кухарка. — А немецкая прислуга у вас есть?

Нет у них никакой прислуги. Только два раза в неделю приходит уборщица.

— В Амстердаме ни у кого нет прислуги. Разве что у докторов.

И снова кухарка удивилась. Роналд, полагая, что ей непонятно слово «доктор», пояснил:

— У врачей.

— Ах вот как, у врачей, — повторила она рассеянно. Затем посмотрела на него, словно решившись наконец задать ему вопрос. Она схватила его за полы пиджака и сообщила, что ей очень нравится его костюм.