Урсула Рютт - Слушается дело о человеке

— Что разрешается одной, можно делать и другой, — продекламировал советник и отстегнул вторую пуговицу. — Бог троицу любит, — добавил он и принялся за третью.

Нелли легонько ударила его по пальцам.

— Ну, ну, поросеночек, — шутливо погрозил он и обхватил ее талию. Нелли взвизгнула и засмеялась. Пока она хохотала, Шартенпфуль быстро отстегнул четвертую пуговицу.

— «Чтоб присягу нам принести, на руке три пальца есть. Если б не другие два, мы присяги не забыли б никогда», — продекламировал он, но умолчал, что поэтическое произведение принадлежит музе Зойферта. Она и мигнуть не успела, как он расстегнул пятую пуговицу, и из платья появилось нечто нежно-розовое. Шартенпфуль обнял одной рукой Нелли, а другой быстро и ловко сорвал с нее платье. Нетерпеливо отшвырнув в сторону корзинку для бумаг, он поднял секретаршу на стол.

Косой луч солнца падал на цифры, темневшие на белых наклейках папок, на желтые скоросшиватели, на черную телефонную трубку.

Раздался треск, замок отскочил. Дверь распахнулась. Неужели ее забыли запереть? Нелли видела совершенно ясно, что дверь открыта, открыта настежь. Кто там стоит на пороге? Нелли не могла разглядеть того, вернее тех, кто, придя в неописуемое изумление при виде такого усердия к работе со стороны начальника своего отдела, поспешно скрылись в темноте коридора.

Финансовый контролер решительно не поверил в Неллин бред. Он приподнялся и посмотрел на закрытую дверь. Затем оделся, как все люди, когда они встают поутру, неторопливо направился к двери и храбро нажал ручку. Дверь поддалась и, хихикнув, стукнула его по лбу.

В коридоре царила какая-то подозрительная суета. Хлопали двери, раздавались шаги, слышались голоса, вперемежку со взрывами смеха.

— Черт подери! Кто отпер двери? — накинулся Шартенпфуль на ручку, замок и фанеру и бросил подозрительный взгляд на своего поросеночка.

— Не я! — простонала бело-розовая девочка. — Должно быть, когда постучал начальник отдела кадров, ты забыл…

— И нужно же было явиться этому проклятому Жоржу! — крикнул Шартенпфуль. — В первый раз я, разумеется, запер как следует…

Он пригладил вихор, торчавший на темени, и уселся за письменный стол. Глубокая складка залегла у него меж глазами. Из ушей забил дым. Очки начали метать искры.

— Удивительно, что он все еще держится, — заметила высокопоставленная особа, сидя в кругу своих друзей и потчуя их пивом.

— Ты говоришь — держится, дорогой дядя? — заметил Юлиус Шартенпфуль. — Он при последнем издыхании. На службе он уже совсем не тот, что прежде. Еще один толчок, самый маленький, и… — И, проведя рукой по горлу, он высунул язык.

Шартенпфуль мог себе позволить подобную вольность. Всего несколько дней назад, принимая во внимание его большие заслуги перед магистратом в деле надзора за расходуемыми средствами, его назначили старшим контролером по финансовым делам. Способности Шартенпфуля были столь очевидны и замечательны, что начальство не сочло нужным направить его на учебу для повышения квалификации или подвергнуть специальному испытанию. Да и чему еще мог научиться этот законченный специалист, который умел не только давать дельные советы, но и проводить их в жизнь? Сверх того он пользовался доверием его превосходительства благодаря доверительным сведениям, которые доставлял ему изо дня в день. Действительно, повышение по должности и связанное с ним несомненное повышение ежемесячных доходов позволили Шартенпфулю стать чрезвычайно уважаемой и всеми ценимой личностью.

— Мне не кажется, что он на ладан дышит, — снова заметил Пауль-Эмиль Бакштейн. У него был большой опыт в этом вопросе. — Но, если мы и дальше будем гладить его по шерстке и в то же время не дадим поднять головы, вот тогда мы быстро его доконаем. Он чертовски вынослив. Ваше здоровье!

Бакштейн поднял кружку и выпил.

— Когда человек занят собой, ему уже не до окружающих, — сказал он, и засмеялся. — Но я пригласил вас сюда, господа, вот по какому делу. Некое лицо, через которое я связан с определенными влиятельными кругами, сообщило мне, что Брунер направил второй протест, и теперь уже в Главное управление надзора. Между прочим, Брунер ссылается на то, что суд признал его невиновным. Я велел раздобыть копию заявления. В нем говорится, что нелепо налагать на человека, оправданного по суду, такое же взыскание, как на Цвибейна и на Шнора, признанных виновными. Господа! Прошу вас оказать мне поддержку и просить нашего дорогого Георга Вайса, который сейчас присутствует здесь, чтобы он в качестве юрисконсульта Управления надзора как можно скорее связался с советником Морицем, старшим референтом Главного управления надзора, к которому должно поступить это дело.