Тадеуш Конвицкий - Современный сонник

— Жаль. Мне всегда так говорили девушки. Когда бывало уже слишком поздно.

— Ну так пускай по крайней мере вас ждет удача.

Я растерялся, меня даже бросило в жар.

— Не понимаю.

— Уж я знаю, что говорю.

За моей спиной кто-то тяжело дышал.

Тут она подошла ко мне, обхватила обеими руками мое лицо и поцеловала в губы.

— До свидания, — сказала Регина и повторила: — До свидания.

Она собиралась сказать еще что-то, но словно споткнулась и порывисто кинулась к телеге.

— Регина! — крикнул кто-то из-за моей спины.

Это был партизан. Он стоял позади меня и нервно потирал протез здоровой рукой. Регина, не обернувшись, села рядом с Харапом и, будто в лютый мороз, тщательно стала окутывать ноги увядшими стеблями гороха.

— А со мной ты не попрощаешься? — хрипло спросил партизан.

Она молчала, не глядя в нашу сторону, и в который-то раз развязывала, а потом опять завязывала пестрые уголки платка у подбородка.

— Регина, я тебя добром прошу: останься!

Ее всю передернуло.

— Почему мы не едем?

— Угу, — проворчал Харап и хлестнул лошадь.

Сделав резкий поворот, телега покатилась на юг, в узкую горловину нашей долины, утопающую в синих, как дым, лесах. Регина больше ни разу не оглянулась.

Партизан бросился бежать за удалявшейся телегой. Прижимая к боку протез, он перескакивал через камни, нанесенные половодьем. Долго бежал он, и нельзя было понять, то ли он не может догнать телегу, то ли не хочет. Наконец он остановился на вершине холма и смотрел вслед уезжающим, которых мы уже не видели.

Ромусь лежал в тени под забором. Он часто сплевывал, что, как известно, служило признаком его душевного волнения. Над дорогой кружила желтая бабочка, но никто этого не заметил.

— Вот так, — вздохнула пани Мальвина. — Все могут поехать куда-то в большой мир, а нам суждено здесь остаться и жить.

Ильдефонс Корсак неровной трусцой двинулся в сторону сарайчика. Видно было, что он давно ждал этой минуты.

Пани Мальвина еще раз посмотрела на небо, на солнце, раздираемое жаром.

— Быть беде, ой, быть. Виданное ли дело в эту пору? Суд господа нашего уже близок, — вздохнула она и ушла домой.

Пепельной дорогой возвращался партизан. Он тяжело ступал, поднимая клубы мучнистой пыли. Поравнявшись со мной, он обернулся и посмотрел в ту сторону, куда уехала Регина.

— Вот стерва. Видали?

Я молчал. Он хлопнул протезом по здоровой руке и пошел по направлению к железнодорожному полотну.

Вскоре после отъезда Регины я стал свидетелем достопримечательного события. Около полудня на дороге, по которой уехала Регина, поднялась огромная туча пыли, а затем из нее вынырнул странный предмет, по форме напоминавший низкий бильярдный стол. Предмет этот вопреки правилам безопасности кренился во все стороны, ярко сверкая никелированными частями.

Мы побросали кирки на землю, а Ромусь сонно приподнялся с разогретой сухой травы, и все с удивлением смотрели на столь непривычное зрелище.

После долгого раздумья Ромусь изрек:

— Такси. Такси из города едет.

Партизан побледнел. Осторожно, словно крадучись, он двинулся навстречу подъехавшей машине. Мы тоже спустились на дорогу и встали за спиной партизана.

Плоский зеленый автомобиль, величиной с открытый товарный вагон, подкатил к нам. Сперва из машины вылез невысокий, приземистый брюнет, сразу заинтриговавший нас золотыми пуговицами на клетчатом пиджаке. Следом за ним вышел второй пассажир, высокий, с сильной проседью и сердитым, упрямым выражением лица.

Брюнет с золотыми пуговицами поднял капот двигателя, открутил крышку радиатора и ловко отскочил в сторону, когда оттуда вырвалась струя шипящего пара.

— Ну и дороги у вас, — сказал он, отряхивая руки. — Есть с чем поздравить.

— Не мы их строили, — усталым голосом ответил Ромусь.

Партизан, не отрываясь, смотрел на запыленные стекла машины, но внутри было пусто. Под задним окошком лежал свернутый плащ, метелка для смахивания пыли, смятые дорожные карты.

Низенький брюнет окинул взглядом Ромуся:

— Вы, наверное, из числа местных интеллектуалов?

Ромусь, сбитый с толку, переступал с ноги на ногу.

— Философ, не так ли? — продолжал брюнет. — Здешний Спиноза.

Ромусь сосредоточенно погрузился в свои мысли, предполагая, что в вопросе этом скрыта подковырка. Но он не успел придумать достойный ответ, так как человек, заговоривший с ним, потерял всякий интерес к его особе и стал что-то объяснять по-английски своему молчаливому спутнику.