— Если я начну молиться, это будет означать, что я сдался. А я еще не хочу сдаваться.
— Что вы говорите? В толк не возьму.
— Ничего серьезного, пани Мальвина. Мне хочется побыть одному.
Старушка вздохнула.
— Может, за вас кто-то молится, а вы о том даже не знаете. Ну, надо идти. Люди уже собираются.
— А вы не знали этого человека? — Я указал глазами на комод.
— Ведь мы нездешние, мы с востока. Может, он когда-нибудь еще приедет. Может, его от этого места отталкивала людская ненависть или стыд, а может, совесть. Пройдут годы, вернется, если еще жив. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Пани Мальвина ушла. Я слышал, как они с братом спустились с веранды, а калитка стукнула глухо, будто падающее дерево в лесу. Меня обступили таинственные звуки опустевшего дома. Постепенно возникал какой-то болезненный страх. Помимо воли я проверял глазами, заперты ли двери, уже охваченные сонной темнотой, и окно с несколькими крупинками звезд. Я снова выдвинул ящик, стараясь вызвать в себе смутную тоску о том, что ушло навсегда.
Кто-то царапался в дверь. Я вздрогнул от неожиданности, и меня внезапно обдало теплом.
На веранде стояла она. Я плохо различал ее лицо.
— Может, я мешаю?
— Пожалуйста. Что вы…
— Я проходила мимо, и мне показалось, что у вас горит свет.
— Вот именно, сейчас зажгу.
Я лихорадочно принялся искать на шершавой стене выключатель. Наконец нащупал его, и под потолком сверкнула маленькая лампочка с прилипшими к ней дохлыми мухами.
Мы оба зажмурились.
— Добрый вечер, — радостно сказал я.
Она улыбнулась.
— Добрый вечер.
— Пройдем в другую комнату. Здесь не на чем сидеть.
— Как же? А кровать? Отлично.
Она села и принялась качать ногой. Опять этот монотонный, провокационный ритм.
— Я была в Подъельняках. Я там вожусь с ребятами в сиротском доме. Я должна туда ходить. Не знаю, известно ли вам, что я тоже сирота и воспитывалась в детском доме. Сразу после войны мне пришлось даже немножко побираться. Я умела петь что полагается, когда живешь нищенством, и была ребенком «без костей». Еще до сих пор умею делать мостик. Вы мне не верите?
— Почему бы мне вам не верить? Вы помните своих родителей?
— Нет. Не знаю даже, свою ли фамилию я ношу. Меня подобрали во время какого-то боя. Кто-то с кем-то дрался. Возможно, партизаны с немцами? Сама не знаю.
Она по привычке кивала головой, и трудно было угадать, говорит ли она правду или лжет. Я присел на кровать. В тусклом свете лампочки комната казалась отвратительно голой. Мы сидели как бы посередине пустой сцены.
— А может, вы дочка волшебницы, подкинутая людям?
Не переставая ритмически кивать головой, она ответила:
— И это возможно. — Она смотрела на меня неподвижными глазами. — Тогда я вас околдую.
— Думаю, что это уже произошло.
Она не улыбнулась. Какая-то запоздалая муха вылетела из полумрака и принялась жалобно кружить вокруг лампы.
— Может, я не так говорю?
— Вы хорошо говорите.
— И что будет?
Она раскрыла сумку и вынула яблоко, словно покрытое румяным воском.
— Хотите?
— Спасибо.
— Я о вас разговаривала с мужем.
— Хорошо это или плохо?
Она пожала плечами.
— Вы давно замужем?
Она откусила яблоко и, держа кусок в зубах, смотрела на меня.
— Мне хотелось бы больше знать о нем. Он мне очень напоминает одного человека.
— Пожалуй, лет шесть. Да, шесть лет.
— А раньше?
— Раньше я его не знала.
— И вам неизвестно, откуда он родом?
— Я никогда не спрашивала. Он был учителем.
Муха под потолком затихла. Мы оба поглядели в одну и ту же сторону.
— Все вокруг очень его не любили. Может быть, именно потому я его полюбила.
— Теперь он изменился?
— Да. Он многое пережил.
— А он был ранен?
Она недоуменно посмотрела на меня.
— Извините. Это несущественно, — ответил я.
Она снова принялась раскачивать ногой.
— Да, вы действительно колдунья. Верно?
— Верно. — Она улыбнулась, ей явно нравилось, что я усвоил ее манеру разговора. — Я всем приношу несчастье.
— А себе?
— Себе тоже, — быстро сказала она и искоса бросила взгляд на пол, зиявший щелями.
— Вы не ходите на молитву?
— А вы над этим смеетесь?
— Почему же? Я не чувствую себя вправе.
— Я вам кое-что принесла.
— Сгораю от любопытства.
Она вынула из сумки желтую хризантему с густо-красными прожилками. Цветок уже увял. Я взял его из ее рук, стараясь, чтобы ее пальцы прикоснулись к моей ладони. Она резко отдернула свою руку.
Читать дальше