Юрий Антропов - Ивановский кряж

Она жестко растерла мокрое от дождя лицо и, как-то неуверенно ступая, обошла Михеевну, поднялась по лестнице и села на лавочку под грибком.

— Ты что… тебе плохо, что ли? — подалась за нею Михеевна.

— Да нет, это так… сейчас пройдет.

Марии хотелось спросить, какой же важный вопрос будет решаться на партсобрании, но в груди слева у нее разрасталась боль; давнишнее, с зимы, тупое покалывание, которое она чувствовала временами, переходило теперь в острое и пугающе непрерывное давление, будто сердце сжали со всех сторон чем-то горячим. Откинувшись к спинке скамьи, часто дыша сквозь судорожно открытый рот, она видела, как в тумане, испуганное лицо Михеевны и рядом еще чье-то. Только потом, когда ей дали воды, Мария, стуча зубами о край стакана, узнала вторую — это была Таисия.

«Она-то откуда взялась?» — подумала Мария, будто запамятовав, что Таисия и дядя Наум живут прямо на набережной, в «кораблике» — дощатом крашеном домике, где поначалу был санаторный медпункт.

— Господи, что с тобой, Маша?! — чуть не плача, суетилась возле нее Таисия. — Довели человека до ручки! — люто глянула она на Михеевну. — И чего вы к ней пристаете?

— Да я ей ничего такого не сказала…

— Ничего не сказала! Не сказала бы, так человек не упал бы в обморок посреди дороги.

Мария, сидя все так же откинувшись, помотала головой:

— Я не падала…

— Так и упала бы, кабы где в другом месте была, не на лавочке, — настаивала Таисия. — Тебе сейчас, Маша, лечь надо. Я тебя потихоньку-помаленьку к себе уведу.

— Как она пойдет? — строго наверстала теперь Михеевна упущенную на время начальственную суровость. — Давай-ка не стой здесь, беги в корпус, — приказала она Таисии. — Скажи врачу или Дусе, пусть придут!

— Да не надо… — болезненно поморщилась Мария.

— Надо, надо, Маша! — И Таисия, разбрызгивая лужи, тяжело побежала в парк.

Через несколько минут, когда Мария уже сидела прямая и, гладя себя по левой стороне груди, виновато посматривала на дежурившую возле нее Михеевну, из парка выбежали на набережную Гельман в белом халате и садовник Алексей Степанович. За ними едва поспевала Таисия.

«Ой, чего они всполошились?» — Марии стало неудобно за этот свой глупый сердечный приступ. Да уж и глупый! Нет чтобы дома, когда никто не видит ее такой слабой, ну отдышалась бы, выпила капель — и все прошло бы, не в первый раз, а то, как любит говорить отец, извольте радоваться: нарисовалась посреди набережной!

Гельман, едва подскочив к Марии, поймал ее кисть и, мягко придавив запястье пальцами, стал считать пульс.

— Что это вы, Мария Ивановна, расклеились? — встревоженно спросил он.

Марии нравился этот человек. Вот уж кто выдержанный и воспитанный! От кого другого можно и матерок услышать, даже от директора, теперь это вроде моды стало, а Гельман всегда вежливый, со всеми на «вы», и приди к нему в медпункт с любой пустячной болью, выслушает с таким вниманием, что станет совестно, себя же и выругаешь: из-за пустяка отнимаешь у человека время.

— Это я так чего-то, Герман Аркадьевич, — вяло улыбнулась Мария. — Сейчас все пройдет. Спасибо, не беспокойтесь…

— Надо бы вас отвезти в медпункт, а лучше сразу домой, — озабоченно сказал Гельман и перевел взгляд на садовника, как бы говоря ему, что оставлять Марию здесь нельзя.

— Неужели ни одной машины в гараже нет? — тот требовательно посмотрел на Михеевну.

— Автобус зафрахтовал курортторг, на «рафике» прораб уехал в Ялту, к подрядчикам, остальные на ремонте, — с невольной готовностью доложила Михеевна своему заместителю по партийной работе.

— А директорская «Волга»?

— Директор уехал в Симферополь. В обком, сказал.

— Ну да, в обком… — встряла Таисия. — Конец же недели. Вот он и навострился за дочкой. Знаем мы, какую он привычку взял. А в понедельник чуть свет опять якобы в обком поедет — отвозить дочь, чтобы та на работу не опоздала.

Садовник возмущенно крякнул, а Гельман, как бы стесняясь за директора, нахмурился и, заученным движением, не глядя, достав из нагрудного кармана стеклянный патрончик и вытряхнув из него на ладонь таблетку, протянул Марии.

— Пожалуйста, проглотите… Безобразие, — тихо и горестно сказал он минуту спустя, когда Мария справилась с таблеткой, — ни машины, ни медсестры… Евдокия Семеновна, — так величал он Дуську, — как раз ушла домой, а надо бы сделать укол. Я сам сделаю, но больную нужно немедленно перевезти в медпункт. Есть же хоть какая-то машина?! В парке их вон сколько шныряет…