Кристофер Ишервуд - Прощай, Берлин [litres]

Иногда он наклоняется к окну и в мрачном оцепенении печально вглядывается в здание или сквер, словно желая запечатлеть их в своей памяти, сказать им «прощайте».

Завтра я уезжаю в Англию. Через несколько недель я вернусь, но лишь затем, чтобы забрать вещи и покинуть Берлин навсегда.

Бедная фрейлейн Шрёдер безутешна.

– Никогда я больше не встречу такого джентльмена, как вы, герр Исиву, – в том, что касается оплаты. Совершенно не понимаю, что вас понуждает так внезапно уехать из Берлина.

Нет смысла что-либо объяснять ей или говорить о политике. Она уже сумела приспособиться, как будет приспосабливаться к любому новому режиму. Сегодня утром я даже слышал, как она в разговоре со швейцаром почтительно отозвалась о фюрере. Если бы кто-нибудь напомнил ей, что прошлой осенью на выборах она голосовала за коммунистов, она бы горячо отрицала это, и притом совершенно искренне. Она попросту вписывается в обстановку по законам природы, как зверь, зимой меняющий шерсть. Тысячи таких, как фрейлейн Шрёдер, сейчас приноравливаются к новым обстоятельствам. В конце концов, правительства приходят и уходят, а они обречены жить в этом городе.

Солнце сегодня ослепительно-яркое, но мягкое и теплое. Я выхожу на последнюю утреннюю прогулку без пальто и шляпы. Светит солнце, а Гитлер – хозяин города. Светит солнце, а десятки моих друзей – мои ученики из рабочей школы, мужчины и женщины, которых я встречал в организации, в тюрьмах; возможно, их уже нет в живых. Но думаю я сейчас не о них – чистые духом, самоотверженные герои, они знали о риске и шли на него. Я думаю о бедном Руди в этой нелепой косоворотке. Его смешная детская игра в приключения обернулась серьезным делом. Нацисты сыграют с ним эту партию. Они не будут смеяться над ним, они примут за чистую монету ту роль, которую он себе придумал. Может быть, в эту самую минуту его пытают.

Я ловлю взглядом свое отражение в витрине магазина и ужасаюсь тому, что улыбаюсь. Трудно удержаться от улыбки в такой чудесный день. Как обычно, грохочут трамваи. И у них, и у людей на тротуаре, и у купола вокзала Ноллендорфплатц, похожего на стеганый чехольчик на чайнике, знакомый до боли вид, они поразительно похожи на самое обыкновенное и приятное воспоминание – как хорошая фотография.

Но нет. Даже теперь не могу до конца поверить, что все это действительно было…

Пойдем, сладкий ( нем. ). ( Здесь и далее примеч. перев.)

Сигары, сигареты (нем.).

Это ты, мой сладкий? Ну, что мы будем делать завтра вечером? Как это замечательно! Нет, нет, сегодня вечером я буду дома. Да-да, вечером я, правда, останусь дома. До свиданья, милый… ( нем. ).

Не правда ли, фрау Карпф? ( нем .)

О, фрау Карпф, дорогая, как это мило с вашей стороны! ( нем.)

Милостивая госпожа ( нем .).

Фредди, дорогой, ты така-ая прелесть! ( нем .)

Друг, да не возбуждайся ты так! ( нем .)

Да, да, в этом все дело! ( нем .)

Семья Вальтер. Стальной шлем. Да здравствует Гитлер! ( нем .)

Германия – превыше всего ( нем .).

Здесь ничего не происходит ( нем .).

Романы О. Хаксли и Д. Г. Лоуренса.

Сукин сын ( нем .).

Нет уж. Со мной это не пройдет! ( нем .)

Из времен молодости ( нем .)

Она больше не придет ( нем.).

Вот дерьмо! ( нем .)

Они просто ужасны! ( англ.)

Public house (англ.) – пивная, закусочная.

« Под крышами Парижа» (фр.) – первый звуковой фильм Рене Клера.

Опера Рихарда Вагнера «Нюрнбергские мейстерзингеры».

Здорово! ( нем .)

Нет – войне! ( нем .).